| Симферопольцы
всех стран объединяйтесь! |
|
|
|
Владимир Поляков Симферопольский автотранспортный техникум
|
 |
 |
|
| Владимир Яколевич Дрягилев | Борис Ананьевич Комарницкий |
В 1970 году в техникум пришла пожилая женщина и принесла письма с фронта ее сына Володи Коломойца. Со второго курса техникума он ушел на фронт. Я до сих пор помню строчки его последнего письма матери с фронта: "Вот уже четвертый день мы на немецкой земле. Это сорок первый год пришел к ним. Кругом разрушенные города и села. Могу обрадовать тебя на счет моих наград. Пришел приказ о награждении меня “Красной звездой”. Теперь у меня два ордена и медаль. Так что войну есть с чем кончать, правда впереди еще бои будут, но, думаю, со мной ничего не случится”. Володя Коломоец погиб 17 апреля 1945 года при штурме Зееловских высот.
Луцкий Владимир Александрович
21.05.1918 - 19.12.1976
Герой Советского Союза
Родился 21 мая 1918 года в городе Севастополе. В 1936 году окончил три курса автодорожного техникума. В Красной Армии с 1936 года. В 1938 году окончил Качинскую Краснознаменную военную авиационную школу пилотов имени Мясникова. Служил в ней инструктором, а затем – командиром звена. Командир эскадрильи 32-го гвардейского истребительного авиационного полка (3-я гвардейская истребительная авиационная дивизия, 1-й гвардейский истребительный авиационный корпус, 15-я воздушная армия, Брянский фронт) гвардии капитан Владимир Луцкий к июлю 1943 года произвёл 135 боевых вылетов, в 75 воздушных боях сбил 11 самолётов противника. Не многие знают, что одно время Владимир Луцкий летал ведомым у Василия Сталина и свой единственный самолет противника Василий Сталин сбил именно с Владимиром Луцким, который прикрывал его в том воздушном бою.
В июле 1944 года Владимир Луцкий был назначен командиром прославленного 32-го гвардейского истребительного авиационного Виленского орденов Ленина и Кутузова полка, сбившего в воздушных боях 523 самолёта противника (5-й результат в советских ВВС). Его налёт к тому времени составил уже около 1385 часов. К концу войны гвардии майор В.А. Луцкий совершил около 300 успешных боевых вылетов, в воздушных боях сбил 20 самолётов противника.
После войны продолжал службу в Военно-Воздушных Силах СССР. Освоил многие типы реактивных истребителей. В 1957 году окончил Военную академию Генерального штаба. Командовал авиационной дивизией, занимал ответственные должности в войсках, работал в Главном штабе Военно-Воздушных Сил, в Военно-воздушной академии. С 1972 года генерал-лейтенант авиации В.А. Луцкий — в запасе.
Жил в городе Симферополе часто выступал в техникуме, где к этому времени учился его сын. Скончался 19 декабря 1976 года.
Вильямсон Александр Александрович
13.08.1918 - 23.02.1986
Герой Советского Союза Указ от 27.06.1945 медаль № 7875
Родился 13 августа 1918 года в городе Торжок ныне Тверской области в семье служащего. Эстонец, хотя в большинстве биографий - русский. Семья Вильямсонов переехала в Крым - в город Симферополь. Александр Вильямсон окончил 2 курса техникума. В Красной Армии с 1940 года. В июне 1941 года окончил Качинскую военно-авиационную школу пилотов.
С началом Великой Отечественной войны в действующей армии. Боевой счёт открыл в августе 1941 года в составе 298-го истребительного авиационного полка. Сражался в небе Украины, Северного Каваказа, Польши и Германии. Воевал вместе А.И. Покрышкиным . Боевой путь, от рядового пилота до командира эскадрильи.
К концу войны совершил 382 боевых вылета, в 66 воздушных боях лично сбил 18 самолетов противника. Участвовал в историческом Параде Победы на Красной площади в Москве. После войны А.А. Вильямсон продолжал службу в ВВС СССР. Был командиром истребительного авиационного полка ПВО. Летчики полка весной 1960 году участвовали в охоте на самолет-разведчик У-2, позднее сбитый ракетчиками. В 1960 году уволен в запас в звании полковника. Персональный пенсионер. Жил в городе Симферополе. Часто выступал перед студентами техникума.
Скончался 23 февраля 1986 года. В послевоенные годы техникум закончило немало ярких личностей. Наверное, первым из них следует назвать командующего космодрома Байконур генерал-лейтенанта космических войск Алексея Леонтьевича Крыжко, писателя Руслана Киреева. Среди выпускников практически все начальники ГАИ Крыма, директора крупных автопредприятий, многие политические деятели, депутаты…
Начиная с 1965 года, в стране кардинально изменилось отношение к Великой Отечественной войне. На самом высоком уровне было принято решение о пропаганде массового подвига советского народа. Повсеместно получило поддержку возведения памятников. В Крыму началось массовое строительство памятников в местах боев крымских партизан. Один из них был построен комсомольцами автотранспортного техникума. В те годы комсоргом техникума был Вадим Колесников, который и стал главным генератором идеи установки памятника «Партизанская катюша». Он был и автором проекта, и прорабом, и архитектором. Сегодня этот памятник упоминается во всех путеводителях, но нет ни слова об автотехникуме и тем более Вадиме Колесникове, без которого этого памятника никогда бы не было.
Памятник «Партизанская катюша»
Альберт Ширинбекович Шихаев, который в те годы, как член партбюро, руководил военно-патриотическим воспитанием в техникуме, рассказывал, что это был буквально бум! Массовое восхождение всех комсомольцев города на Четырдаг. Причем если подъем был в сущности безопасным, то спуск был весьма чреватым. Дело в том, что десятки ребят пытались сбежать вниз. Набрав скорость, они уже не могли остановиться и, падая, получали серьезные травмы. Организаторы восхождения, были вынуждены ставить цепи: люди брались за руки и таким образом останавливали бегущих вниз, принимая на себя их удар.
В те годы техникум вошел в состав управления учебных заведений при министерстве автомобильного транспорта УССР. Возглавил управление в недавнем прошлом полковник Советской армии Михаил Александрович Юрченко. Сегодня я с завистью думаю о том, как повезло студентам автотранспортных техникумов Украины тех лет, тем, что во главе этого управления был именно Михаил Александрович. Никогда более, человек, занимавший этот пост не играл в жизни автотехникумов Украины такой роли. Как все преобразилось с приходом Юрченко! Каждый год стали проводится смотры художественной самодеятельности, спортивные соревнования между техникумами по различным видам спорта. Причем география смотров менялась каждый год: сегодня во Львове, на следующий года в Харькове, потом в Крыму…
Все это заставляло директором техникумов самым серьезным образом развивать художественную самодеятельность, поддерживать спорт. Надо сказать, что крымчане, во всех этих начинаниях М.А. Юрченко, смотрелись прекрасно. Не случайно, в те годы Георгий Кириллович Заикин, один из семи директор авторанспортных техникумов министерства был награжден орденом «Трудового Красного Знамени». Наташа Федорова, моя давняя подруга, коллега по кафедре «Автоперевозке», а сегодня ведущий преподаватель техникума, рассказывала, что в те годы, она была самым активным участником художественной самодеятельности и вместе с Романом Израилевичем объездила всю Украину.
Так было угодно судьбе, что, когда в 1976 году мы с Толиком Пиронко защищали дипломные проекты в Киевском автодорожном институте, один из членов Государственной Экзаменационной Комиссии, услышав о том, что мы выпускники Симферопольского автодорожного техникума, сам подошел к нам и стал тепло говорить о нашем техникуме о Георгии Кирилловиче, Романе Израилевиче, Валентине Григорьевне (заведующей библиотекой). И хотя он назвал себя, нам это ровным счетом ничего не говорило. Мы с Толей вежливо поддакивали. Не думаю, что у Толи Пиронко этот разговор отложился в памяти. Я же, искренне считаю эту встречу подарком судьбы, которая позволила мне пусть и запоздалое, но личное знакомство с этим замечательным человеком.
УЧЕБА
В августе 1961 года я успешно сдал вступительные экзамены. «5» по математике письменной. «5» по математике устной и « 4» за диктант. Как я узнал потом – это был один из лучших результатов, пятнадцать баллов в тот год не поучил никто.
В 1961 году автодорожный техникум, сменил свое название и стал автотранспортным. Было закрыто дорожное отделение, а вот автомобильное разделено на два: одно - ремонтное, другое - эксплуатационное. Я наивно решил, что эксплуатационники ездят на автомобилях, а ремонтники их ремонтируют, и потому подал заявление на эксплуатационное отделение. Тем не менее, когда вывесили списки зачисленных, то оказалось, что я включен в группу 11-РД (1-й курс, 1-я группа, ремонтное отделение, дневная форма обучения). Кто-то объяснил, что «умных» зачислили на «ремонт», а «дураков» - на «эксплуатацию». Такое объяснение меня устроило, и я радостно сообщил отцу, что я «умный» и учиться, следовательно, буду на ремонтном отделении. К моему изумлению, отец тут же поехал со мной в техникум к директору. Как я знаю сейчас, сентябрь 1961 года был первым месяцем директорства Георгия Кирилловича Заикина.
Георгий Кириллович Заикин
В ту пору это был высокий, симпатичный молодой человек, и, как теперь понятно, ну, очень молодой директор. Он искренне не понимал, почему родитель не хочет, что б его сын учился на престижном ремонтном отделении. Пытался, доказать моему отцу, что на ремонтном отделении более сложная программа и потому туда отобрали только тех абитуриентов, которые показали хорошие знания по математике. Отец же был непреклонен и требовал зачислить меня согласно заявлению. После того, как он пригрозил пойти в горком партии, Георгий Кириллович тут же сдался и приказ о зачислении был переписан. Я был включен в 11-ЭД группу.
Когда мы возвращались домой, у меня на глазах были слезы. Я не понимал из-за чего весь это сыр-бор. Тогда отец объяснил, что, в жизни, так повелось, что работники технической службы всегда во всем крайние, а эксплуатация только «сливки снимает». Спустя годы, когда волею судеб я стал работать главным инженером крупного автохозяйства, то нередко вспоминал эти слова отца и поражался тому, откуда он человек, прослуживший всю жизнь в военной авиации, мог это знать?
Забегая вперед, отмечу, что деление на эксплуатацию и ремонт, которое сохранилось и по сей день, на мой взгляд, надуманное. Никто никогда не спрашивал у нас, выпускников автотранспортного техникума, о том, какое отделение мы закончили. К примеру, карьера моего друга и соседа по парте Толи Пиронко развивалась по следущей служебной лесенке: диспетчер, старший диспетчер, инженер отдела эксплуатации, начальник отдела эксплуатации, директор автопредприятия. Моя же – механик, старший механик, начальник техотдела, главный инженер. В связи с узкой специализацией в годы учебы, и особенно практик, мне постоянно не хватало и знаний, и навыков по техническому обслуживанию и ремонту автомобилей. С другой стороны, полученные знания и навыки по организации перевозок были настолько обстоятельные, что когда я молодым матросом оказался на уборке целинного урожая в самой скромной должности ротного писаря, то я так развернулся в своей новой должности, что фактически стал начальником придуманного мною «отдела эксплуатации» автороты. К концу целины, вопреки всяким там штатам у меня работало еще два матроса. Я командовал офицерами - командирами автовзводов; развернул социалистическое соревнование между автовзводами. Как результат наша авторота заняла первое место на целине среди всех четырех автобатальонов: Балтийского, Северного, Черноморского и нашего Тихоокеанского. Сначала это известие вызвало панику и ужас командования автороты и батальона, но когда три проверяющих – какие-то полковники и подполковники тщательно проверили всю мою документацию, тобыло объявлено, что успех вполне закономерен. Командир роты, замполит и матрос, который перевез больше всех зерна, получили медали «За освоение целины», а я, в ту пору матрос первого года службы, десять суток отпуска с выездом на родину
В 11-ЭД группе по списку было 34 студента. Забегая вперед, замечу, что дипломы об окончании техникума получил только 21 человек.
Практически треть ребят были взрослые люди, уже отслужившие в рядах Советской армии. Нам мальчишкам все это было необычно и, когда мы по привычке пытались шалить на уроках, то они быстро ставили нас на место. На меня очень приятное впечатление произвел блондин с красивым русским лицом Володя Балахнов, он, кстати, тоже сдал вступительную математику на «отлично» и уже самостоятельно настоял на переводе в 11-ЭД. Яркой личностью был Леонид Эманжолович Караменов – Леня Караменов, казах, с внешностью Мао-Дзе-Дуна, который сразу же стал старостой группы и пользовался уважением и среди нас пацанов и старших ребят. Я до сих пор с теплотой вспоминаю всех ребят – армейцев. Как я теперь понимаю, у них было тяжелое послевоенное детство, что и обусловило потерю нескольких лет в образовании. То, что они нашли в себе силы пойти учиться, говорило о многом. Впрочем, были среди них и откровенные разгильдяи. Особенно запомнился Леша Лафазан. Как он рассказывал о себе, приехал он из Одессы. Много лет спустя я узнал, что Лафазан – это караимская фамилия и означает, что-то типа «Говорливый», «Болтун», что полностью соответствовало характеру Леши Лафазана. Курсу ко второму его из техникума все же выгнали за «двойки». Другой феноменальной личностью был Вадик Моден. Уже в те годы он был совершено, лыс и в неофициальном конкурсе «САТТ – «Мистер Лысая голова» занимал почетное третье место. I-е Бориславский, II-е Прилуцкий, III-е Моден. Внешне он был очень похож на отца Владимира Ильича Ленина. Семейный портрет четы Ульяновых в ту пору висел в кабинете черчения, и Вадик любил на него засматриваться. В Вадиме фантастично перемешались глупость, фантазия, хлестаковщина. При подготовке реферата по истории он замучил жившего рядом с общежитием отставного генерала, который подготовил ему блестящий доклад о Сталинградской битве. Бесконечным комедийным сериалом были уроки иностранного языка, на которых «водевильная пара» Вадик Моден и учитель Клавдия Осиповна Дробязго строили свои отношения вокруг некоего мифического сибирского кота. Впоследствии, когда я сам стал учителем, то понял, что Клавдия Осиповна, выбирая из двух зол меньшее, сознательно включилась в этот спектакль.
Вадик умудрился окончить техникум, но этот факт мало что изменил в его жизни. Году в семидесятом я работал в автобусном парке. Был освобожденным комсоргом, ходил на работу в костюме с галстуком и вообще имел очень начальственный вид. Однажды, зайдя в столовую, я увидел за одним из столов трех строителей и среди них Вадика Модена. Я сел обедать рядом с ними. Мы вспоминали ребят, с которыми учились, Клавдию Осиповну, посмеялись по поводу сибирского кота…
Товарищи Вадима с интересом прислушивались к нашему разговору. Когда
я собирался уходить и пожелал им приятного аппетита, Вадик невозмутимо
пояснил своим товарищам:
- Вместе автодорожный институт заканчивали!
Вы бы видели лица его коллег! После всего услышанного не поверить они
уже не могли, но и поверить, зная Вадика, тоже! Я не стал портить спектакль
и, простившись, ушел, оставив их в потрясенном состоянии. Вадик оставался
таким же Хлестаковым, как и раньше.
31-ЭД готовится к первомайской демонстрации.
В центре К.И.Хохликова и Д.С.Мушинский Юра Лось, Саша Буравцев, Володя
Поляков, Женя Гармай, Толя Шереметьев, ?, Толя Пиронко.
Мои ровесники неофициально делились на «домашних» и «общаговских». Первоначально моими друзьями были только «домашние» ребята. Прежде всего, это Женя Шпитальный, который жил возле кинотеатра «Мир», а я в Марьино, и потому мы вместе ходили в техникум и обратно. Более всего нас сближали спорт, книги. Отец Жени был один из первых в стране мастером спорта по баскетболу, а мама – известная в городе портниха.
Володю Радзина я знавал еще по совместной, хоть и кратковременной учебе в 14-й школе. Правда, тогда он носил фамилию Козлов, и при поступлении в техникум взял фамилию отчима. Володя был личностью знаковой. Он играл на кларнете, что в пору повального увлечения джазом, выделяло его среди всех ребят, но более всего он прославился рассказами о своем легендарном дяде, брате матери, который «имел несколько ходок» в тюрьму. Очень скоро кличка «Дядя» надолго прилепилась к Володе. Парень он был очень талантливый, прекрасно рисовал, что выручало его по тем дисциплинам, где ему не хватало знаний. Спустя несколько лет, в период нашей воинской службы он оформит лучшую на Тихоокеанском флоте комнату «Боевой славы». Когда с матросами из этой части мне довелось встретиться на целине, они рассказали, что именно я нарисован на главном панно. Уже после демобилизации, собравшись за «рюмкой» чая в квартире Володи Радзина я рассказал ему об этом эпизоде. Он подтвердил, что когда оформлял «комнату боевой славы», то думал о доме и, рисуя матроса, непроизвольно нарисовал меня.
Среди «общаговских» ребят мне были наиболее близки Коля Беликов (Бен) и Коля Шадура. Первый жил в Алуште на улице Багликова, второй в Феодосии на улице Гольцмановского. До сих пор помню номера их домов, в которых не раз гостил за годы учебы. Ребята часто бывали у меня дома в Марьино. Мой отец, который в свое время сам жил в том же самом общежитии на улице Тургеневской, всегда старался посытнее их накормить.
В силу известных причин я не могу описать всех своих одноклассников той поры, но поверьте, к каждому из них у меня сохранились самые теплые чувства.Наверное, пришла пора немного рассказать и о преподавателях. Для меня фигурой номер один был и остается Роман Израилевич Прилуцкий. Рассказывали, что в 1946 году в поношенной офицерской шинели он пришел в техникум преподавать русский язык и литературу. Каждый, кто в свое время оканчивал наш техникум, обязательно тепло улыбнется при имени этого человека. Роман Израилевич - это была личность! Руководил ли он стенгазетой, занимался ли он самодеятельность - все это под его руководством делалось с размахом, с помпой, весело и красиво. Сегодня я могу признать, что свою первую статью писал в газету “Автокадры” и свое первое интервью у действительно заслуженного и интересного человека - генерал-лейтенанта Викторова, я брал по заданию Романа Израилевича.
Роман Израилевич Прилуцкий
Роман Израилевич постоянно приводил в техникум крымских поэтов, артистов театра, эстрады... Уже работая с ним преподавателем, я был неизменным участником всех “послесловий”, когда гости засиживались с нами за бутылкой коньяка. Каюсь, но эту традицию я продолжил в техникуме, когда Романа Израилевича не стало. Умер он, даже не дожив до пенсии еще в старом здании на Воровского. Случилось это буквально накануне “Перестройки”. Как ему не хватало свежего воздуха. Он был буквально напичкан всяким “самиздатом”, жадно читал все запрещенное. Его душа рвалась к поэзии Анны Ахматовой, Бориса Пастернак, Иосифа Бродского, а он рассказывал студентам “Целину”, “Возрождение” и другую макулатуру...
Совершенно в другом плане, но не менее яркой личностью был Евгений Яковлевич Павленко. Он преподавал “Автомобильные перевозки”. Как я осознал уже в последствие, Павленко уже тогда, может быть интуитивно, начал применять то, что в последствии назовут педагогикой сотрудничества. Вначале шестидесятых он вплотную подошел к крамольным тогда деловым играм. Когда я стал педагогом, то тоже начал проводить деловые игры и даже получал приглашения на различные всесоюзные конференции. Могу признаться - моим учителем в деловых играх был Евгений Яковлевич. Уже во время службы в вооруженных силах я оказался в сводном автомобильном батальоне на уборке урожая 1966 года. Волею случая в одной палатке оказались: выпускники Горьковского, Томского, Новосибирского, Самаркандского и Симферопольского автомобильных техникумов. Я был удивлен, услышав с каким уважением, ребята отозвались о моем техникуме. Оказалось, что они знают его по учебнику Евгения Яковлевича Павленко, по которому учились все автотехникумы Советского Союза. Со мной оказалась еще одна книга, написанная нашими преподавателями Е.Я.Павленко и П.В.Радзиховским: “600 неисправностей автомобиля”, которая моментально стала бестселлером среди молодых водителей автороты. Работая в техникуме завучем, Е.Я.Павленко защитил диссертацию и, получив ученую степень кандидата технических наук, перешел на работу в сельскохозяйственный институт, где долгие годы возглавлял кафедру.
Неординарной личностью был преподаватель физкультуры Виктор Федорович Файнштейн. Шутка ли, он главный судья первенства СССР по волейболу, судья на вышке самых престижных международных турниров, олимпийских игр. Интеллект, обширные связи не могли не накладывать отпечаток на всю деятельность Виктора Федоровича. Вместе со своими коллегами – другими преподавателями физкультуры он сумел поднять престиж спорта в техникуме на недосягаемую высоту. Его студенты становились мастерами спорта, призерами и чемпионами не только Крыма, Украины, но даже Советского Союза. В моей группе учился Славик Ловягин, которого я помню щупленьким пареньком на первом курсе, и чемпионом Советского Союза по самбо на последнем. Валя Шунгутов, Володя Мунтян тоже стали мастерами спорта, известными спортсменами и тренерами. Другой мой сокурсник Володя Цветков стал профессиональным футболистом, капитаном Магнитогорского «Металлурга». Коля Даньков стал мастером спорта по волейболу... Я называю имена только близких мне людей, но список можно было бы продолжать и продолжать.
Я включился в спортивную жизнь едва ли не с первых часов. Вначале это был баскетбол, куда затащил меня Женя Шпитальный. Потом стал регулярно посещать волейбольную секцию, которую вел Михаил Яковлевич Зейгер, один из немногих моих учителей, с кем я продолжал общаться до самой его кончины в 2010 году. Однажды мои коллеги - учителя 37-й школы спросили его, каким я был учеником? Михаил Яковлевич ответил честно: Понятия не имею, но спортсмен он был хороший! Действительно, к окончанию техникума я имел спортивные разряды: по легкой атлетике, баскетболу, волейболу, бадминтону и по всем этим видам выступал за сборную техникума. А по волейболу, с подачи М.Я. Зейгера, даже судил на вышке первенства различных спортивных обществ.
Если же говорить о моем отношении к учебе, то ответ будет не однозначным. Практически в первый же день я узнал, что меня лишили стипендии, так как мой отец получает пенсию в 200 рублей, что по тому времени было действительно немало. Такая постановка вопроса избавила меня от погони за оценками. Учился я, что называется, в свое удовольствие. Если какой-либо предмет, типа химии или материаловедения, был мне не интересен, то я совершенно не утруждал себя самоподготовкой, но поскольку на занятиях слушал всегда внимательно, и практически никогда не пропускал уроков, то полученных знаний вполне хватало, на то, чтобы учиться только на «4» и «5».
К третьему курсу стало очевидным, что выбирая жизненный путь, я, кажется, открыл не ту дверь. Меня все более влекли иностранные языки, история, литература, театр. Каждый день я переводил с английского языка страницу незнакомого текста и достиг того, что попадалось от силы одно - два новых слова на страницу. Пытался в подлиннике читать «Робинзона Крузо» и был в шоке, узнав о том, что Пятница, оказывается, была женщиной!
На третьем курсе большая группа наших ребят поступили в выпускной класс вечерней школы, что находилась на улице Серова. Их план заключался в том, чтобы по окончанию вечерней школы попробовать поступить в Киевский или Харьковский автодорожный институт, а если не получится, то продолжить учебу в техникуме. Идея мне понравилась, но поскольку я никогда не поступал по принципу: «Все побежали, и я побежал», то тоже решил учиться в вечерних классах, но при моей родной школе № 8, учителя которой меня хорошо знали и любили. Очень скоро все наши ребята вечернюю школу бросили, а мы с Женей Шпитальным продолжали учиться и вскоре вышли на финишную прямую. Гром, как всегда, грянул неожиданно. Дело в том, что я вознамерился поступать в Киевский университет на отделение переводчиков и в Московский государственный институт международных отношений, на специальность турецкий язык. Забавно, что в этот же год, тоже на турецкий язык поступил Владимир Жириновский. Возможно, что мы учились бы с ним в одной группе, но, как говорится, не сталось. Я знал, что нужно привезти в Москву характеристику обкома комсомола. Вот из-за нее все и началось. Когда в техникуме узнали, что я собираюсь поступать в институт, я тут же превратился «во врага народа». На заседании комитета комсомола техникума все говорили обо мне какие-то гадости, делалось это с издевкой типа: «со своим свиным рылом, да в калашный ряд»… Тон задавал сам директор техникума. Мне запомнилось, как комсорг моей группы Коля Беликов, пытаясь меня защитить, сказал фразу о том, что Володя Поляков - человек необычный, и он не удивится, если узнает, что со временем я стану известным дипломатом или писателем. Его слова вызвали всеобщий смех. В характеристике мне было отказано, из вечерней школы меня исключили.
Не так давно я оказался в праздничном застолье с человеком, лицо которого показалось мне знакомым, я вспомнил, что мы учились в техникуме в одно время. Вот тогда он и признался, что каждый раз, когда видит по телевизору какое-нибудь мое выступление, то испытывает чувство вины.
Почему? Искренне удивился я. Оказалось, что в 1963 году именно он был секретарем комитета комсомола техникума и с подачи директора, который обрисовал меня как какого-то отщепенца, клеймил на том заседании комитета комсомола.
Перебирая в памяти преподавательский состав автотехникума тех лет, я невольно ловлю себя на мысли о том, что, вспоминая их имена и особенно отчества, будто бы погружаюсь в самобытный мир библейских героев: … Израилевич, … Хананович, … Аронович, … Эфроимович, … Яковлевич, … Самойлович, … Натанович, …Ананьевич, … Исаакович, … Савельевич. Не открою большой тайны, если скажу, что в те годы автотехникум был маленьким крымским Израилем со своим «Кнессетом», «Максадом», но разве что без вооруженных сил. Георгий Кириллович как-то рассказал мне, что все его предшественники на посту директора техникума, не могли найти общий язык с педагогическим коллективом. В горком и обком партии шел постоянный поток жалоб, кляуз, которые очень раздражали партийное начальство. Поскольку сам он не был «человеком со стороны» и прекрасно знал истинную расстановку сил, то принял удивительно правильное решение – во всех важных вопросах руководствоваться древней мудростью: «Глас народа – глас Божий» и потому не предпринимал ничего кардинального без негласного одобрения «Кнессета». Благодаря этому он, заняв директорское кресло совсем молодым человеком, сумел продержаться на этом вулкане двадцать шесть лет!
Мы – студенты в ту пору мало что понимали в этих «тайнах Мадридского двора», но, что называется, даже не вооруженным глазом было видно, что порой руководство техникума не знало чем нас, первых эксплуатационников, занять. Учебные часы за руководство практиками в автопредприятиях превратились в своеобразные бонусы для «лиц особо приближенных к императору». Нашей первой эксплуатационной практикой в автоколонне 2202 руководил … учитель русского языка и литературы, которого мы видели один единственный раз в первый день практики. В параллельной группе в качестве руководителя практики была учитель немецкого языка…
Поскольку и работникам парка мы были не особо нужны, то очень скоро дни практик стали удобным времяпровождением: мы ходили по кинотеатрам, ездили на море в Николаевку.
А вот практика в 4-й автобазе, что находилась на улице Курцовской, запомнилась мне на всю жизнь. Старший диспетчер Леня Кефели по какому-то наитию, из полутора десятка ребят почему-то выдели нас с Толиком Пиронко. Потратил полдня на обучение того, как обрабатывать путевые листы. Уже со следующего дня, и так все две недели подряд, мы с Толиком считали тонны, тонно-километры, часы в наряде, расход бензина по норме и фактический, пробег с грузом, показания спидометра. Наш наставник в это время играл в соседей комнате в бильярд и лишь иногда внезапно появлялся, чтобы убедиться, что мы все делаем правильно, и уходил играть дальше. Волею судеб именно в этом автопарке Толик Пиронко станет директором, а я главным инженером. Леонида Марковича Кефели мы оба считаем свои первым наставником. Несколько лет назад на заседании караимского общества мне довелось пообщаться с Леонидом Марковичем, и он признался, что тоже запомнил двух смышленых студентов, и потом с интересом следил за нами по сообщениям газет, сюжетам по телевидению. Анатолий Викторович Пиронко в течение нескольких созывов был депутатом Верховного Совета Крыма, и какое-то время даже был лидером одной политической партии; я же засветился как краевед. Как признался Леонид Маркович, видя нас на экране, он всегда с гордостью говорил своим близким: мои ученики! И был совершенно прав!
Володя Поляков и Толя Пиронко. 1962 год.
Весь четвертый курс с сентября 1964 по май 1965 года мы провели на технологической практике: Толя Пиронко в Новом Буге, Николаевской области; Володя Радзин в Херсоне, Коля Беликов в Измаиле, я - в Очакове... Едва ли не в первый же день работы меня отправили в Братский район, Николаевской области на уборочную. Старшим был опытный диспетчер Николай Иванович Коваленко, а с ним четыре бригады, каждая в два десятка автомобилей. В силу того, что я уже умел обрабатывать путевые листы, то очень скоро был признан хорошим помощником своего наставника. Там, в Братском районе, я услышал из репродуктора о том, что за волюнтаризм и прочая, прочая… снят Генеральный Секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров Никита Сергеевич Хрущев.
Закончилась «оттепель», пролетели знаменитые «шестидесятые» о которых я - безнадежный провинциал, слышал, разве что, от Романа Израилевича, который взахлеб рассказывал нам о выступлениях поэтов у памятника Маяковского в Москве; об амнистии незаконно репрессированных. Роман Израилевич заставил меня выучить наизусть отрывок из поэмы Твардовского «За далью даль»… Моя тетушка, сестра отца, получила квартиру - «хрущевку» в новой пятиэтажке на Московском кольце; колхозники получили паспорта и перестали быть «государственными крепостными», но с другой стороны, мой отец терпеть не мог Хрущова за развал армии. В посмешище обратилось все, чтобыло связано с кукурузой, не любила его и интеллигенция…
В тот день, когда сняли Хрущова, мы выпивали с бригадирами, и я не помню ни одного теплого слова в его адрес, хотя честно говоря, сказать было что. «Народ безмолвствовал»!
Закончилась страда по уборке пшеницы и кукурузы, и мы вернулись в Очаков. Поступила команда отправить двадцать автомобилей на уборку буряка в Винницкую область. Никто из диспетчеров ехать не хотел и Николай Иванович поручился, что я справлюсь. Я же ехал с удовольствием еще и потому, что помимо зарплаты мне полагались командировочные, то есть, я получал две зарплаты.
Весь ноябрь и декабрь мы возили буряк на станцию Вапнярка, Крыжопольского района, Винницкой области. Когда работа подошла к завершению, я понял, что не знаю, как получить с сахарного завода деньги, так как никто никогда меня этому не учил. Поехал в соседнее село, где находился такой же автоотряд из Одесской области. Женщина диспетчер научила меня, как пользоваться прейскурантом 13-01-02 «Грузовые автомобильные перевозки». Вернувшись в Смоляниново, так называлась наше село, я выполнил все необходимые расчеты. В бухгалтерии сахарного завода мне выдали чек на огромную сумму, что-то порядка сорока тысяч рублей. Можно было уезжать, но украинский чернозем раскис настолько, что проехать из Смолянинова до грейдера было невозможно. Нам рекомендовали дождаться морозов, но это могло произойти только через несколько дней, а Новый год был на носу. Тогда я уговорил председателя колхоза дать нам трактор и в сцепке по семь машин в три приема вытащить нас на грейдер. 31 декабря утром вся колонна собралась на трассе. Я категорически запретил кому-либо ехать самостоятельно и пригрозил, что каждый, кто уедет, будет уволен. Поскольку в Очакове наш автопарк был единственным в ту пору автопредприятием, то шофера хоть и ворчали, но меня слушались. Мне же вспомнился рассказ отца, как в сорок первом он выходил из окружения и, честно говоря, я чувствовал себя практически так же. Мы успевали до Нового года вернуться в Очаков, позади уже была Умань, и мы ехали по Кировоградщине, когда вдруг начался сильный туман. Я понял, что дальнейшее движение становится невозможным и в каком-то относительно безопасном месте остановил колонну.
Объявил о том, что дальше не поедем! Спокойно выслушал матюки в свой адрес: «Мол, пацану все равно, где встречать Новый год, а нас семьи ждут…»
Когда в шесть утра туман рассеялся, и мы продолжили движение, то справа, то слева были десятки опрокинутых или столкнувшихся грузовых и легковых автомобилей, которые спешили на встречу Нового года. На одной из остановок, когда я в очередной раз пересчитал все автомобили, то неожиданно услышал, как кто–то из водителей одобрительно отозвался в мой адрес: «А пацан–то наш, молодец! Наломали бы дров, если бы поехали».
Когда мы приехали в Очаков, и я вошел в кабинет директора автопарка,
то он встретил меня хмуро: Сколько машин отстало?
- Все двадцать машин уже в парке, одна, правда, на буксире.
Его лицо моментально изменилось, и он стал обсуждать с начальником эксплуатации
о том, что надо срочно послать в Винницкую область бухгалтера, чтобы получить
с сахарного завода деньги, хотя бы на инкассо.
Когда я вручил чек на сорок тысяч рублей, оба первоначально были в шоке. Начальник эксплуатации на радостях даже обнял меня, а директор, в недавнем прошлом военный, торжественно объявил десять суток отпуска.
Из Винницкой области я привез мешок картошки, который обошелся мне в 3 рубля. Запомнилось и то, что бутылка самогонки стоила там 1 рубль 50 копеек.
В течение всего 1964 года, пока мы числились на четвертом курсе, подразумевалось, что мы должны были что-то учить, делать какие-то контрольные работы. Честно говоря, лично я забыл обо всем этом напрочь, да, и нужной литературы в Очакове не было. Я настолько вошел во взрослую жизнь, что очень скоро меня избрали в состав горкома комсомола, стал играть в драмкружке при Доме офицеров флота, нашел секцию по волейболу, влюбился…
В Очакове вместе со мной работали выпускники нашего техникума Вася Полозов и Саша Носов, с которыми мы даже поселились у одной хозяйки. Годом раньше, так же по распределению, приехал Толя Бобков, с которым мы вместе играли в сборной техникума по волейболу. Толя отслужил на флоте, был там секретарем комитета комсомола подводной лодки. Его очень скоро заметили и из автопарка забрали в райком партии, где он возглавил отдел промышленности и транспорта. Ко мне он всегда относился очень тепло.
Когда в сентябре 1965 мы вновь встретились все вместе в техникуме, то оказалось, что понесли значительные потери. Многих ребят отчислили из техникума за различные происшествия в ходе практики, кто-то, начав работать водителем и почувствовав вкус живых денег, не захотел возвращаться на учебу.
Все мы прошли очень хорошую школу жизни. Моя мама с удивлением заметила, что я перестал привередничать в еде и ел все, что дают. Для себя же я сделал несколько выводов, которыми потом руководствовался всю жизнь. Один из них заключался в том, что никогда нельзя пить с подчиненными. Это я познал на своих ошибках.
В ноябре 1965 года мы занимались в кабинете дипломного проектирования, как кто-то из ребят, просматривая газеты, вдруг, ни к кому не обращаясь, прочитал вслух: «В Кировоградской области началась уборка буряка». Я взглянул на своих товарищей и увидел, что каждый из них вспоминал, что-то свое. Мы стали другими.
25 декабря я защитил дипломный проект, а вечером пошел на Новогодний вечер, который проводился в Украинском театре. В ту пору он находился на улице Менделеева, в помещении, как его называла мама, бывшего клуба НКВД. Как я понимаю теперь, горком партии обязал учебные заведения помочь украинскому театру выполнить финансовый план и нам добровольно-принудительно навязали билеты на спектакль «Шельменко денщик». В театре собралась молодежь со всего города. Буфет, где продавали спиртное, работал с полной нагрузкой, да и сами ребята поприносили с собой «чернила», «биомицин» - так в молодежной среде мы называли «Вермут», бутылка которого стоила 62 копейки, и «Биле мицне» ценою 57 копеек. Никакой милиции не было и в помину, да и вообще в те годы милиции в городе было очень мало. На стадионе, во время футбольного матча симферопольского «Авангарда» (будущей «Таврии») мог присутствовать только один сотрудник милиции.
В общем, когда возникла драка, то разнять ее было некому. Нашего студента Онацкого, парня с четвертого курса, кто-то пырнул ножом и он скончался прямо в театре. Как я узнал уже впоследствии, «стрелочником» в гибели студента сделали нового заведующего отделением Григория Яковлевича Думу. После этого ЧП, его сняли с должности, и он стал работать обычным преподавателем.
29 декабря 1965 года весь наш выпуск ушел на службу в Советскую армию: с нашей группы в погранвойска попал Толя Шереметьев; в ракетчики – Толя Пиронко и Юра Лось; в Тихоокеанский флот - Володя Радзин, Володя Меншиков, Володя Поляков, Стас Мальков; в спортроту – Слава Ловягин.
ПРЕПОДАВАНИЕ
В 1978 году я вновь пришел в автотранспортный техникум, но уже в качестве преподавателя. Одной из причин было то, что я устал от бесконечных командировок, от постоянных пьянок, которые процветали на автотранспорте. Случайно встреченный мною в городе Владимир Дмитриевич Зиновьев, узнав, в разговоре, что я закончил Киевский автодорожный институт, посоветовал идти работать в техникум. Идея мне понравилась.
Как я теперь понимаю, вопросы приема на работу, обычно решаются летом, до начала учебного года, я же пришел к Георгию Кирилловичу зимой. Завуч техникума Георгий Георгиевич Пономаренко, в прошлом, тоже мой учитель, с бору по сосенке, насобирал мне часы: практики, курсовое и дипломное проектирование; дал читать какие-то предметы. Открытым текстом было сказано, что все это временно, а уже летом моя судьба определится окончательно.
Оказалось, что в заработке я потерял довольно сильно, но, как мне объяснили, каждые пять лет зарплата будет расти и на пенсию, я уйду по высшему разряду, т.е. буду получать 120 рублей пенсии. Разговор о пенсии показался мне забавным, вот уж о чем я думал тогда меньше всего - так это о пенсии. Уже к весне было решено, что я закреплюсь в предметной комиссии «Автоперевозки» и буду специализироваться на таких дисциплинах, как «Пассажирские автоперевозки», которые читались эксплуатационникам и «Автоперевозки» - для ремонтников. Комиссия «Автоперевозки» в ту пору была очень не равноценная. С одной стороны там были такие ассы, как Б. И. Фридман и В. Д. Зиновьев, с другой И. Г. Алехин и Д. Ф. Думнов.
Выборы председателя предметной комиссии. За столом Б.И.Фридман.
Б.И.Фридмана я знал еще по практике в АТП 11121, где он работал начальником отдела эксплуатации, а с 1965 года, уже в качестве преподавателя, он читал нам курс «Пассажирские автомобильные перевозки». Вчерашний производственник он был переполнен практическими примерами, интересными случаями, и его лекции слушались на одном дыхании. На всю жизнь мне запомнилась его рекомендация, которой я пользуюсь до сих пор: Если не знаешь, как поступить, поступай по закону! Запомнился рассказ о том, как ему в первый день его работы начальником отдела эксплуатации, поставили учебную задачу: у тебя в наличии один исправный автобус и три заказа: с 8 до 10 утра отвезти детей; к 12 подать автобус на завод и вывезти рабочих; к 15-00 подать автобус к обкому партии. Твои действия?
Борис Исааковичи сказал, что сначала автобус отвезет детей, потом отвезет
рабочих, а к 15-00 поедет выполнять заказ обкома партии.
Ответ неверный !- сказал директор. Автобус должен стоять в парке и к 15-00
быть у обкома партии.
После Очакова, где я тоже попадал в подобные ситуации, только в части обслуживания райкома партии, я мысленно согласился с таким решением. Играть с огнем не стоило. Борис Исаакович стал моим наставником на преподавательском поприще. Он излучал столько обаяния, юмора, теплоты, что не любить его было невозможно. На протяжении всех лет работы в техникуме, а это четверть века, он был «всеобщей жилеткой», в которую можно было выплакаться всем женщинам техникума. Фактически он исполнял функции священника, к которому все женщины, приходили как на исповедь. Не думаю, что он давал какие-то толковые советы, скорее всего он, просто, мудро молчал и давал возможность выговориться.
Несколько лет назад я читал его письмо, письмо из Нью-Йорка... Грустное письмо, непохожее на этого веселого, жизнерадостного человека. И хотя и его жена, и дети, были очень довольны новой жизнью, ему было тоскливо. Он страдал от ностальгии. Родина – она, наверное, как сердце, о нем вспоминают только тогда, когда оно болит, а Родину - когда оставляют. Совсем недавно я получил еще одно письмо. Зная о моем увлечении историей улиц Симферополя, он написал такие строки:
| Нет в Нью-Йорке улицы Гавена Крымских партизан я не встречал А как хочется сходить в «Селену» Или, в крайнем случае, – на вокзал. |
Владимир Дмитриевич Зиновьев
Владимир Дмитриевич был совершенно иного плана. Это была, безусловно, личность сильная, яркая. Он писал стихи, играл на гитаре, был прекрасным фотографом, снимал любительские кинофильмы, был неплохим спортсменом, заядлым охотником…
Тем не менее, над ним довлел, какой-то комплекс, комплекс не реализации. Писал диссертацию - не защитил, писал книгу – не издал, работал на производстве – карьера не задалась. Все это, как-то озлобило его и поэтому в коллективе его откровенно побаивались. Он мог устроить кому-либо разнос на партсобрании или даже на партбюро. Внешне все выглядело принципиально и по-деловому, но, ни кому от этого легче не было. Он мог раз и навсегда испортить отношения со студентами, особенно с теми, у кого было собственное мнение по тому или иному вопросу.
Главным же его недостатком была хлестаковщина. Он так самозабвенно фантазировал, что, по-моему, даже сам верил тому, что говорил. Он уверял, что еще в бытность студентом установил рекорд техникума по толканию ядра, который до сих пор никто не побил. Физкультурники, не верили, но оспаривать не решались. Леонид Самойлович Синани – один из мудрейших людей, которых я знал, однажды заметил: «Зиновьев, так часто говорит о своей службе в армии, что возникает вопрос о том, служил ли он вообще?». Я же был свидетелем такой истории. В «Крымской правде» появилась моя статья об известном крымском охотоведе С.В.Туршу. Роман Израилевич искренне поздравил меня с интересной публикацией. Зиновьев, тоже включился в разговор и рассказал о том, что на прошлой неделе ходил с этим охотоведом на зайца и, что в свои девяносто лет, дед прекрасный ходок. Я слушал молча. Дело в том, что Сергей Вениаминович Туршу - родной брат моей бабушки и последние пять лет он не то, что на охоту, а даже из дома не выходил. Тогда я впервые задумался о правдивости многочисленных партизанских историй из биографии Зиновьева.
Когда мои статьи стали появляться все чаще, Георгий Кириллович Заикин, однажды пригласил меня к себе в кабинет и сказал: «Вероятно, когда-нибудь вам захочется написать о партизане Зиновьеве. Чтобы не попасть впросак ознакомьтесь с его личным делом». Я с интересом взглянул на документы. В годы войны Вове Зиновьеву было 9 лет. При поступлении на работу в техникум уже в зрелом возрасте в графе участие в Великой Отечественной войне, своей рукой он поставил прочерк. Героическая партизанская юность появилась в его биографии много лет позже.
Учителем он был колоритным, уроки проходили живо, интересно, с фантазией. Он так же стал использовать элементы деловых игр. Владимир Дмитриевич мечтал стать «Заслуженным учителем Украины», но поскольку Георгий Кириллович мечтал о том же самом, но в отношении своей супруги Натальи Андреевны, которая, в сущности, была хорошим учителем математики и ребята ее любили, то я с интересом ожидал, как будут развиваться события. Своим заместителям Георгий Кириллович неоднократно напоминал, что у них всегда должен быть под рукой компромат на Зиновьева, на тот случай если он потребует, чтобы именно ему присвоили это звание. Завершилось все самым неожиданным образом. Преподавателем технологии металлов в техникуме стала работать Наталья Сергеевна Макаренко – жена Первого Секретаря Крымского обкома партии. Уже через полгода после ее появления в техникуме “было рекомендовало” выдвинуть ее на звание “Заслуженный учитель”. Звание, о котором не мог и мечтать, в силу пресловутой 5-й графы, Роман Израилевич. Пункт о том, что представляемый к этому высокому званию, должен проработать в учебном заведении десять лет, был нарушен с милой непосредственностью. Чтобы смягчить пилюлю, вместе с Натальей Сергеевной это же звание одним Указом было присвоено еще одному преподавателю техникума – Владимиру Дмитриевичу Зиновьеву. Н. А. Заикина тогда грустно пошутила: «Наградили Нату, да не ту». Тем не менее, в преподавательской среде к Наталье Сергеевне относились совершенно доброжелательно и в подавляющем большинстве искренне. Человек иных галактик она сумела найти верный тон с коллегами. Радовалась, когда радовались все, жаловалось, когда все жаловались. Иногда, это выглядело забавно, особенно когда она сокрушалась о том, что у них дома тоже холодно. Наталья Сергеевна умело сохраняла дистанцию, ну а тем, кто пытался ее нарушить и навязывался в непрошеные друзья, твердо давала отпор. Человек тактичный, она стала жертвой техникумовских чиновников, которые стали ставить ей уроки с разрывом смены, в неудобные часы, чего никогда бы не позволили сделать даже для подруги жены директора, а вот жене секретаря обкома, оказывается, это сделать было можно, потому что Наталья Сергеевна, как человек деликатный и добросовестный - безропотно подчинялась. Забегая вперед, скажу, что исключительно благодаря ей, техникум построил новое здание на улице Феодосийской, отстоял от «рейдерских наездов» общежитие и только при ее поддержке был построен подземный переход напротив техникума, хотя, видит Бог, строить его надо было на улице Бородина. Спустя годы все мы осознали, что с получением прекрасного ансамбля, состоящего из учебного корпуса, мастерских, общежития, спортивных сооружений техникум получил возможность перешагнуть в ХХI век.
Присвоение высоко звания мало что изменило во Владимире Дмитриевиче, разве что отношения с Заикиным стали еще хуже. Умер он внезапно и довольно рано, даже не дожив до пенсии.
Полной противоположностью Зиновьеву и Фридману были Алехин и Думнов.
Иван Григорьевич Алехин, в сущности, был прекрасный человек и никто из коллег никогда не скажет о нем плохого слова, но занятия он проводил скучно. Тихим нудным голосом, что-то бубнил под нос. Двойки ставил хоть и мотивировано, но часто. Ребята его не любили, хотя подчеркну, человек он был объективный и не злопамятный.
Дмитрий Фокеевич Думном был сосредоточением едва ли не всех мыслимых пороков, ну, разве что, кроме пьянства, и то потому, что никто из педагогов не стал бы с ним пить. Когда я начал руководить учебной практикой в пассажирском автоуправлении, то подружился с молодыми тогда инженерами: Колей Сагурой, Стасиком Жуковским и Володей Шалатониным. Впоследствии все они заслуженно стали крупными руководителями. Они рассказали, что первоначально Дмитрий Фокеевич был их коллегой, работал за соседним столом, но человек был просто невыносимый: подлый, интриган и так далее! Увы, уволить, за такие качества по тогдашнему законодательству работника было невозможно, и тогда начальник управления Всеволод Колодий предпринял блестящий ход: он выдвинул Думнова на руководящую работу. Поставил первым лицом - начальником объединения автобусных станций! Дмитрий Фокеевич наживку заглотал, с должности инженера пассуправления уволился, в обязанности начальника ОАС вступил, а уже через два месяца его с треском оттуда уволили, так как процедура увольнения «первых лиц» была предельно проста – воля высшего руководства и все! Дурная слава о Думнове уже прокатилась по автопредприятиям министерства автомобильного транспорта, и поэтому брать его к себе никто не хотел. По совершенно непонятной причине вдруг к нему воспылал любовью Георгий Кириллович, который принял Думнова в техникум – заведующим заочного отделения. В те годы среди учителей техникума существовала своеобразная «дедовщина» - на заочном отделении, самом в ту пору «хлебном», работали только маститые педагоги. Дмитрий Фокеевич почему-то стал делать расписание занятий по принципу: «Чем неудобней для преподавателя, тем лучше!» В конечно итоге, Григорий Яковлевич Дума не выдержал и врезал ему кулаком в лицо.
Думнов написал жалобу в партийное бюро на недостойное поведение коммуниста Г.Я.Думы. Дело в том, что Григорий Яковлевич в то время ожидал вызова на работу в Африку и мы несколько раз утверждали ему партийные характеристики. Вероятно, Думнов рассчитывал, таким образом, ему напакостить. Заседание бюро приняло совершенно неожиданный оборот - было принято решение: обязать директора техникума освободить Думнова от занимаемой должности. Идти против партбюро Заикин не рискнул и, таким образом, Думнов стал нашим коллегой в комиссии «Автоперевозки».
Каждый преподаватель, образно говоря, находится в «автономном плавании», но и иногда наши «курсы» пересекаются. Однажды я услышал от студентов, что Думнов принимал экзамен до двух часов ночи!!!
Как-то в учительской на него случайно упал какой-то портрет и даже до крови рассек лоб. Дмитрий Фокеевич жалобно обратился к рядом стоящим коллегам в поисках сочувствия. Все молчали и только Леонид Самойлович Синани внятно, громко и бесстрастно вдруг сказал: «Жалко, что не убило!»
В пассажирском автоуправлении Думнов курировал таксомоторные перевозки, и пришел к правильному выводу о том, что Симферополю нужен хороший справочник улиц. Начав работать в техникуме, он создал его, используя студентов в период учебных практик. Каждый парень, вместо того, чтобы учиться обрабатывать путевые листы, получал десяток улиц, которые должен был обойти и составить их подробное описание. Один из студентов, то ли по-разгильдяйству, то ли из принципа отказался это делать. Его исключили из техникума, как не прошедшего практику. Благодаря Думнову, я тоже увлекся улицами Симферополя. Произошло это после того, как Дмитрий Фокеевич однажды похвастал, что с его подачи, улица Кузнечная переименована в улицу Миронова и, что он добьется того, что в Симферополе не будет улиц с «устаревшими названиями – Ремесленная, Бондарная, Малобазарная…». От этих слов я пришел в ужас, так как понимал, что именно эти названия являются жемчужинами нашей топонимики. После этого я начал составлять свой справочник улиц, справочник, в котором каждая улица была бы представлена в динамике, со всеми ее прежними названиями.
Встреча в библиотеке техникума.
Д.Ф.Думнов – автор справочника «Симферополь», В.Е.Поляков – ведущий.
М.Г.Щербакова – участник освобождения Симферополя в 1944 году.
Однажды на каком-то партсобрании мы сидели вместе с Альбертом Ширинбековичем Шихаевым и тихонько «валяли дурака». Сидящего рядом Думнова это раздражало. Совершенно неожиданно Шихаев взял мой журнал проведения политзанятий среди преподавателей и напротив фамилии Думнов, прямо на глазах Дмитрия Фокеевича, крупными буквами написал: ТУРОК! Дмитрий Фокеевич схватил журнал вбежал на трибуну и возмущено стал говорить о том, что у Полякова в журнале политической учебы творятся такие безобразия, а против фамилии одного из слушателей, его фамилии, даже написано – турок. Шихаеву чуть не стало плохо от смеха.
Владимир Поляков и Альберт Шихаев.
Последний скандал был связан с Дмитрием Фокевичем уже на самом склоне его лет. В партийное бюро обратилась с заявлением заочница с красивым литературным именем: не то Наташа Ростова, не то Татьяна Ларина. Смысл заявления заключался в том, что Думнов предложил ей придти на консультацию дипломного проекта к нему домой, а там попытался изнасиловать. Девушку подняли на смех и дело в очередной раз замяли. Я думаю, что это было правильно, иначе его пришлось бы переводить Думнова в разряд беспартийных, а зачем он там нужен. Пусть навсегда остается в Коммунистической партии.
Поскольку я упомянул об Альберте Ширинбековиче, то добавлю, что пришел он в техникум с должности директора одной из симферопольских школ и стал работать обычным учителем физики. На мой недоуменный вопрос: Почему? Он признался, что не смог выдержать всего маразма, который творился в школах в период празднования столетия со дня рождения Ленина. Физика - предмет достаточно сложный, а Шихаев человек требовательный. Тем не менее, студенты его очень любили, а товарищ он был просто прекрасный.
Помимо Натальи Сергеевны Макаренко в техникуме было немало жен влиятельных в городе людей, так как работа преподавателя автотранспортного техникума тогда считалась вполне престижной.
Не буду перечислять других жен тогдашних «ВИП - персон», а расскажу только об Алле Иосифовне Новиковой – жене главного режиссера русского драматического театра. Алла Иосифовна преподавала черчение, но вокруг нее всегда была какая-то аура. Возле нее сплотилась группа преподавателей - театралов, которым она поставляла пригласительные или билеты на все премьеры, юбилеи, творческие вечера... Я довольно часто приглашал артистов на встречи со своими ребятами. Как правило, никто из актеров особого восторга от этого предложения не испытывал, но никогда и не отказывал, так как все знали, что в техникуме работает жена Новикова. Впоследствии она перешла работать в Симферопольское художественное училище и наш театральный кружок зачах. Поскольку я заговорил о нем, то вспомним и его самого активного члена Нинель Николаевну Булдакову – преподавателя экономики. Она была еще моей учительницей, а став коллегой деликатно опекала. Училась она когда-то не то в Москве, не то в Питере и мне запомнились ее рассказы о дружбе с известным киноактером Владимиром Андреевым (царь Салтан). Уже в ту пору ее отличали довольно смелые суждения. Это была какая-то смесь нигилизма и феминизма.
Нинель Николаевна Булдакова
У нас в гостях дрессировщик Иванов с медведем.
С переездом в новое здание у преподавателей появились свои «подсобки». Какое это было счастье. В них можно было хранить экспонаты, раздаточный материал, можно было спокойно провести консультацию. «Подсобка» - это что-то типа гримерки у артиста. Моим напарником много лет был Борис Исаакович и за все годы между нами ни разу не было даже тени недопонимания.
На уроке происходит что-то явно интересное.
Еще в старом техникуме я, Альберт Ширинбекович Шихаев и Леонид Самойлович Синани устраивали «Чаепитие в Мытищах». Каждый приносил из дома, что-либо на завтрак. Все это вываливали в общую кучу и мы вместе обедали. Именно там звучали все афоризмы Лени Синани. Он был много старше нас. В войну подростком, находился в оккупированном Симферополе. Из-за своей караимской фамилии (папа – караим, мама- русская) натерпелся немало страхов, так как все годы оккупации караимы боялись разделить судьбу евреев и крымчаков. В сознании русских людей, они были «крымскими евреями», но немцы, по счастью, стояли на более научной точке зрения, и считали их тюркским народом, что спасло караимов от массового уничтожения. В 1943 году Леня Синани сидел в гестапо, но как, выразился он сам, не по политическому делу, а уголовному. Что–то украл на работе. Представляю, как бы этот факт своего пребывания в гестапо интерпретировал другой наш преподаватель.
Леонид Самойлович Синани
С появлением «подсобок» мы перешли на «горячие блюда». Геннадий Онучин,
Анатолий Лигус, новый зам по воспитательной работе Володя Ковтун и я стали
готовить себе обеды. На маленькой переменке все закладывалось в кастрюлю.
В середине урока кто-либо из нас должен был забежать и посолить. Мне,
как правило, подобные вещи не доверяли, так как я был человек увлекающийся
и во время урока забывал обо всем. В мою обязанность входило после обеда
вымыть всю посуду.
Геннадий Владимирович Онучин начинал с руководителя станочной практики, потом стал преподавателем черчения. В молодости он прекрасно играл в футбол и в составе мелитопольского «Буревестника» стал чемпионом СССР среди студентов. Вместе с несколькими другими футболистами его даже пригласили в симферопольский «Авангард», в первый год его формирования, но что-то помешало. В техникуме он много лет отвечал за наглядную агитацию. Каждое награждение Леонида Ильича Брежнева очередной «золотой звездой» вызывало у него приступ меланхолии. Ему приходилось ходить по техникуму и на всех портретах доклеивать звезды. Райком партии следил за этим очень строго, и уже через неделю после очередного указа, проверяющие обходили все кабинеты.
Клуб техникума. Встреча с участником «Малой земли» Я.М.Купцовым.
Толя Лигус учился в техникуме несколько позже меня, но я знал его по волейболу. Играл он прекрасно. Входил не только в сборную техникума, то и сборную Крыма. Его главным увлечением была филателия. Однажды он признался: «Открою вечером альбом с марками. Глянуть не успел, а уже полночь. Даже не заметил, как время пролетело». Когда я приступил к созданию музея, Толя очень мне помог: подарил несколько ценных экспонатов, свел с нужными людьми. Когда мне, пришла пора уходить из техникума, то я оставил музей, не преподавателям истории, что, казалось, было более логичным, а ему и не ошибся. Прошло пятнадцать лет, и ни один экспонат не пропал.
Эта же компания вечером превращалась в бильярдный клуб. Правда, добавлялся к ней друг Геннадия Владимировича преподаватель черчения из «Кулинарного техникума» Виктор Иванович Збруев. Эта была уникальная личность, участник войны, прекрасный рассказчик, певец… Много лет спустя я написал книгу «Песни трудной судьбы», материал для которой во многом мне поставлял Виктор Иванович. Передал он и десятка два «нецензурных песен», которые также имели хождение на фронте.
Обычно мы играли с Лигусом до десятой выигранной кем-нибудь из нас партии, но однажды борьба оказалось настолько упорной, что когда, кто-то из нас, наконец, выиграл со счетом 10:9 было уже два часа ночи. Мобильных телефонов тогда не было и в помине и мы, опомнившись, бросились ловить такси. Дома получили нагоняй и он, и я по полной программе.
Севастополь. Встреча преподавателей цикловых комиссий «Автоперевозки»
всех автотранспортных техникумов Украины.
3-й ряд - Д.Ф. Думнов, А.С. Макаров, Б.И. Фридман
2-й ряд 1-й справа В.Ю.Любомирский, 4-й справа З.С.Шейнберг.
1-й ряд. 1-й слева В.Е. Поляков, 1-й справа – В.А.Кондрашкин.
Когда я стал работать преподавателем, то от Романа Израилевича узнал, что он вместе с Заикиным объездил с ребятами едва ли не весь Советский Союз. Меня это очень заинтересовало, и я попросил Георгия Кирилловича рассказать об этих поездках. Главным организатором поездок, безусловно, был сам Заикин. Он списался с директорами других автотранспортных техникумов и на учебных грузовых автомобилях отправились в путешествие. Крайняя точка была Петрозаводск (!!!) Состав участников «автопробега» был сборный – в основном художественная самодеятельность. Поскольку ехали на скамейках в кузове грузового автомобиля, то поездка была та еще! Проблем хватало, но со временем, плохое забывалось, и в памяти оставалось только хорошее.
У каждого учителя - группа, в которой он был классный руководитель - это, как его ребенок. «Ремонтники» были моим «первым ребенком». С ними я первый раз ходил с ночевкой в поход в Васильковскую балку к партизанской могиле, с ними впервые поехал в Ригу.
Однажды я предложил ребятам анкету, где среди прочих вопросов был такой: Кто в группе тебе понимает лучше всех? Оказалось, что больше половины группы считает, что таким человеком является Юра Клюзов. После этого я всегда старался действовать через него, так как мои советы и замечания были менее эффективны.
Деловая игра заинтересовала и преподавателя.
Идея, поездки вместе с ребятами, захватила меня, но поскольку я был рядовой преподаватель, то предстояло искать что-то свое. В ту пору набирал силу «Спутник» хозрасчетная туристская организация при каждом обкоме комсомола. Я узнал о возможности тура в Ригу. Предложил поехать своим ученикам из группы 30-АРД, где не так давно был назначен классным руководителем. Все восприняли известие о поездки на ура. Я на свои деньги выкупил все путевки - 25 штук, но, когда пришла пора ехать, то оказалось, что только человек десять принесли деньги. У остальных родители были малообеспеченными, и оплатить тур были не в состоянии. Я с ужасом осознал, что невольно прилюдно разделил ребят на бедных и богатых. Тем не менее, что-то надо было делать, и тогда я стал приглашать в поездку студентов из других групп и курсов.
В Риге мы жили в спортзале Университета, спали на раскладушках, питались по талонам в закрепленной за нами столовой, куда надо было идти через весь город. Вот тогда я и подумал: Зачем мне этот «Спутник»?
По пути в Ригу у нас произошел очень неприятный инцидент. Уже при посадке в вагон проводник поинтересовался, что это, мол, за группа, на что Шурик Щербаков, человек с повышенным чувством юмора, серьезно ответил: сборная Крыма по боксу. Мы расселись по купе и я, отобрав отличников: Сережу Рака, Сережу Белова, Володю Гаюна стал обучать их преферансу. Мы спокойно играли, как вдруг вбежал Коля Годованюк и с жаром стал что-то рассказывать. Поскольку он начал с фразы: «Сколько живу, такого не видел…», я почему-то стал все воспринимать скептически и не очень слушал его речь, которая напоминала пересказ какого-то боевика. Как вдруг я увидел, что мимо нашего купе течет по коридору струйка крови. Я выглянул за дверь и обомлел: там лежал человек с перерезанным горлом. Я поднял глаза на Годованюка, а он чуть не заплакал от обиды: «Да, я битый час вам рассказываю. Проводник матроса - бац, матрос его - бац, проводник его! Матрос бутылку разбил и «розочкой» его по горлу!»
Убитого куда-то унесли, и мы продолжили играть в преферанс. Через какое-то время вездесущий Годованюк рассказал, что проводники из нескольких вагонов объединились и ходят с цепями по поезду и избивают всех матросов. Мы продолжали играть, как вдруг к нам подсел какой-то матрос. Не думаю, что его заинтересовала игра, скорее всего он жался к людям. Минут через десять появилось, человек пять пьяных проводников. Один из них властно скомандовал, чтобы матрос шел с ними в тамбур. Парень продолжал сидеть, умоляющий смотря на меня.
Ситуация была ужасная! Встав на его защиту, я рисковал тем, что кто-нибудь из моих учеников будет покалечен. Если я предам матроса, то какой урок нравственности получат ребята. Да, и, если говорить честно, предать матроса я не мог - сам был тихоокеанец. Я поднялся и твердо сказал, что мы парня в обиду не дадим, и что им придется иметь дело с нами со всеми. В эту минуту все мои пацаны высыпали из купе в коридор, у некоторых правая рука уже была забинтована полотенцем. Вдруг один из проводников, тот самый, который проверял наши билеты при посадке, испугано сказал: «Это сборная Крыма по боксу!» Сразу после этого проводники куда-то ушли.
Я рассказал этот эпизод, только для того, чтобы стало понятно, что каждая поездка – это прогулка по минному полю. Насколько я знаю, подобные эпизоды или даже хуже случались и в путешествиях Заикина, добавив и ему, и Наталье Андреевне, и Роману Израилевичу не один седой волос, но об этом пусть пишет он сам, если, конечно, посчитает нужным.
Я уже писал, что группы, как родные дети. С той лишь разницей, что ушли в жизнь одни – появились другие. В 1979 году я стал классным руководителем 11-ЭД. Дело в том, что «ремонтников» я подхватил «на середине дистанции» после другого классного руководителя, а вот с этими ребятами мне предстояло пройти полный цикл в четыре года. Весь сентябрь они пробыли в колхозе, где уже четко стало просматриваться на кого из них можно будет положиться, а кто станет головной болью. Всем им было тогда лет по четырнадцать, только Игорь Трунденко был почему-то на год старше. В автобусном парке я работал с его отцом – водителем междугородной автоколонны, серьезным, уважаемым человеком. Игорь сразу выделился тем, что единственный был в галстуке. После «колхоза» я назначил его «командиром», а Свету Билан – «комиссаром». Через несколько месяцев, практически у каждого в группе будет своя должность: кто-то «министр труда», кто-то «начальник госплана» и т.д. Причем создание этих должностей диктовала сама жизнь, но об этом немного позднее.
Я твердо решил не повторять прошлую ошибку и потому объявил ребятам, что в путешествие поедет вся группа, и поедем мы на заработанные нами деньги. Все смотрели на меня с интересом и верили, и не верили услышанному. 1 ноября мы с Игорем Трунденко побывали на Главпочтамте. Нас двоих приняли на работу сортировщиками писем. С 1-го по 10 ноября резко возрастал поток писем и открыток, и поэтому почта производила дополнительный набор работников. Должны мы были отработать шестнадцать человеко-часов в день. Вместо этого восемь студентов работали по два часа и соответственно выполняли тот же объем работы. Так было на «Октябрьские праздники», на Новый Год, на Первое Мая. Наша работа заключалась в том, что мы высыпали на стол мешок писем и раскладывали их по ячейкам. Я предложил некоторую рационализацию: разложил ячейки по алфавиту от Алушты в начале, до Ялты в конце. Получилось здорово, но когда стал пропагандировать свой опыт рядом работающим ребятам, то «Космонавт» (Сережка Феоктистов) отнесся скептически: «Для этого алфавит знать надо!»
Вскоре я и сам почувствовал, что в моей идее, что-то не то. Больше всего писем шло в Симферополь, Севастополь, Евпаторию, Ялту и тогда я разложил их ячейки на самом коротком ко мне расстоянии, и тогда стало более удобно их сортировать.
Довольно часто работа прерывалась смехом. Забавляли ребят письма из серии «На деревню дедушке», которые попадались довольно часто: к примеру, «Тане, что живет у Черной аптеки».
Были письма с таким адресом: Крым, город Сочи, Сухуми, Мацеста... практически все курорты Кавказа. Есть в Краснодарском крае станица Крымская, так многие письма в нее попадают в Симферополь, а уже от нас в Краснодар, откуда их опять посылают в Крым, то есть в Симферополь…
Иногда встречались письма с адресом: «ЦК КПСС, Брежневу», такие письма мы откладывали в отдельную стопку и, что было с ними дальше, я не знаю.
Потом мы работали грузчиками на молокозаводе. Подвязывали виноград в совхозе, где отец Грабовецкого, был каким-то большим начальником. Последнюю работу ребята нашли, организовали и осуществили без меня, так как я тогда уезжал на конференцию по деловым играм. Алгоритм самоуправление уже был заложен и действовал вне зависимости от моего участия. Если во всех группах классные часы были посвящены «двойкам» и прогулам, то наши классные часы более напоминали производственные совещания. «Министр труда» ставил задачу на неделю, объявлял где, кто в какой бригаде работает, назначал старшего. Председатель «Госплана» Света Медведева докладывала о заработанных средствах. Поскольку иногда нас заставляли работать в учебное время, то негласно двое ребят шли на работу, а вся группа их прикрывала. Тем не менее, даже это имело позитивный момент, так как упаси Бог, если кто-либо прогуляет в этот день и таким образом «подставит» работающих. Надо сказать, что ко второму курсу мы практически не имели проблем с прогульщиками, так как их просто не было.
Производственное собрание в 31-ЭД
За столом Елена Лобырь, Игорь Грабовецкий, Олег Городний.
Когда стало очевидным, что нужную сумму мы заработаем, я написал письма во все техникумы Талина, Риги и Вильнюса с просьбой разрешить у них проживание в течение трех дней на зимних каникулах, гарантировал ответное гостеприимство. Из двух десятков ответов только один оказался положительным, какой-то Вильнюсский технологический техникум сообщал, что интерклуб «Рута» готов к сотрудничеству и просил сообщить дату приезда, номер поезда и номер вагона.
Мы заблаговременно купили билеты туда и назад, и, не спрашивая ни у кого разрешения, не оформляя приказом по техникуму, отправились в Вильнюс. Поезд приехал часов в шесть утра, и я очень удивился, когда ребята мне по цепочки передали: «Владимир Евгеньевич, вас встречают какие-то две девушки». Было довольно холодно и две высоких, промерзших девушки, завидев меня, залепетали: «Владимир Поляков. Мы – интерклуб «Рута» Мы будем вас встречать». Девушки провели нас к автобусной остановке, потом мы пересели на другой автобус и, наконец, оказались где-то на городской окраине, где в лабиринте домов было общежитие. Я с благодарностью подумал о неведомом мне интерклубе «Рута», так как сами мы искали бы это общежитие до вечера. В каждой из отведенных нам комнат уже лежало на кроватях свежее постельное белье, а на двух тумбочках из четырех, и на одном из двух шкафов были надписи: «Пажалуста не трогать». Вероятно, там хранились вещи прежних жильцов.
Было всего семь часов утра, и я объявил ребятам, что часик мы отдохнем, а потом…, но Вита, так звали девушку, меня перебила: Сейчас мы будем пить чай, гарячий чай. Потом едем в Каунас в музей чертей, потом в музей Чюрлениса, вечером дискоотека. Завтра мы едем в Трокай, вечером дискоотека. Послезавтра прием в доме дружбы, дискоотека и мы будем вас провожать.
Мы перешли на кухню, где стол ломился от бутербродов и девушки наливали нам кофе.
Почему они называют чай – кофем, недоумевал Янчуков. Я тоже не мог ему этого объяснить, но Виталька не унимался: «Владимир Евгеньевич, а за все это мы должны платить?»
Я чуть не поперхнулся. Мне казалось очевидным, что завтрак - это подарок гостям, но после слов Янчукова растерялся: «Может и правда надо платить». Я тихонько спросил об этом у Виты и прочитал в ее глазах неприкрытый ужас: Что Вы! Вы же наши гости»! В эту минуту я был готов провалиться сквозь землю, но перед этим обязательно убить Янчукова.
Не буду подробно рассказывать о наших литовских впечатлениях, разве что сообщу одну деталь: каждый день наших девчонок «Белку» и «Мишку» - Свету Билан и Свету Медведеву штрафовали контролеры. Девчонки никак не могли перестроиться и осознать, что в Литве все надо делать по правилам: по правилам переходить улицу, в автобусе или троллейбусе брать билет…
В Тракайском замке
Весной мы получили письмо от интерклуба «Рута» с известием, об ответном визите. При обсуждении программы приема все сходились в одном: мы должны «переплюнуть их в гостеприимстве». Сразу же постановили, что встречать на вокзале будем всей группой. Я предложил подготовить плакат, на котором по-литовски было бы написано приветствие, с которым мы бы их встретили на вокзале, но ребята предложили, чтобы плакат висел в общежитии и издалека был виден. Я тут же продиктовал Вите Сплюхину текст, который заблаговременно узнал еще в Вильнюсе: «Брангус другейт! Аш джаугеси юс матидамас Криме», что означало: «Дорогие друзья, мы рады приветствовать вас в Крыму», хотя, возможно, все это переводилось, как «я рад».
Все сходились на том, что при первой встрече обязательно нужен крымский колорит. Игорь Трунденко предложил, чтобы в каждой комнате общежития в графинах стояло сухое вино. Идею все приняли, на ура, но я, хоть и оценил ее как очень конструктивную, но предложил думать дальше. Тогда Гена Рудь предложил в каждой комнате поставить большую вазу, а ее заполнить ранней черешней. Его отец в Нижнегорском районе работает в совхозе бригадиром и по себестоимости сможет все доставить. Дольше всего спорили о культурной программе. На меня возложили поездку в Бахчисарай и Чуфут-Кале. Игорь Трунденко был назначен старшим на поездку электричкой в Севастополь. Толик Масейкин – в Евпаторию. На первый же вечер был запланирован большой прием с бутербродами и неофициально - с сухим вином.
Все шло по плану, но на вокзале, услышав о том, что в Джанкое литовцы
видели черешню, мы насторожились.
«И что, вкусная?- ревниво спросила Гена Рудь.
«Что вы! Она такая дорогая!»
После этих слов мы облегченно вздохнули. Уже на подходе к общежитию мы
с Витей Сплюхиным стали ожидать реакцию на наш плакат, который красовался
над входом и был виден метров за сто. Реакции не было никакой! Витька
расстроился. Указывая на плакат, я спросил Виту, почему они его не замечают.
Вита долго всматривалась, потом что-то сказала подругам и все весело засмеялись.
Мы с Витькой расстроились еще больше, но гости стали благодарить нас и
объяснили, что поскольку текст написан русскими буквами, а не латиницей,
то они первоначально на эту тарабарщину вообще не обратили внимание.
При виде переполненных ваз с черешней, визг радости литовских, достаточно сдержанных девчонок, превзошел все наши ожидания.
Ребята - литовцы все были очень высокие, человека три даже под два метра ростом, да и девчонки тоже высоченные, ну прямо современные топ-модели.
Вечером на «приеме» произошел интересный эпизод. Слово взял Роман Израилевич и вдруг запел какую-то литовскую песню. Мы обалдели о того, что Роман Израилевич поет на литовском, а литовцы от того, что он поет! Они бросились его обнимать и целовать. Я был поражен такой реакцией. Оказалось, что во время войны Роман Прилуцкий служил вместе с литовцами в одном подразделении и невольно заучил песню, которую вечерами часто пели его товарищи. Песня эта - была гимном суверенной буржуазной Литвы!
Во время поездок в электричке наши гости все время хором пели литовские, русские, украинские песни и весь вагон их поддерживал, а когда прощались, то пассажиры провожали наших друзей аплодисментами.
Встреча литовских друзей в Симферополе.
Заручившись согласием Киевского, Ровненского, Львовского и Одесского автотехникумов летом следующего года мы отправились в автопробег уже на автобусе. В каждом городе планировалось жить по три дня и только в Ровно – один. Мы почему-то решили, что там смотреть нечего и потому не будем тратить время. Перегон Симферополь – Киев оказался очень тяжелым и я пожалел, что не спланировал ночевку в общежитии Днепропетровского автотехникума. Все ребята и девчонки спокойно спали в своих креслах. Автобус был ЛАЗ 697»Н» «Наташа» - был довольно удобным по тому времени междугородным автобусом. Накрапывал дождь, и обочина представляла собой большую опасность. Часа в три ночи глаза слипались и у водителей, которые каждые два часа сменяли друг друга и, особенно, у меня, который за весь перегон не вздремнул ни разу. Мы лениво вели разговор о том, о сем. Оба водителя: Юра Сивововян и Петя Шах были моими добрыми товарищами еще по работе в автобусном парке, поэтому тем для разговоров хватало. Вдруг на одинокой ночной трассе показался автомобиль, которой мчался нам навстречу по нашей стороне шоссе.
Я почувствовал интуитивное желание убрать руль вправо, но на скользкой обочине это привело бы к опрокидыванию, оставалось только одно - уйти от удара влево на встречную полосу. Все это длилось буквально секунды. Сидящий за рулем Петя Шах, сбросил газ и, несколько раз переключив свет, продолжал ехать по своей стороне на встречу несущемуся нам в лоб автомобилю. В самый последний миг легковушка вильнула перед нами и ушла на свою сторону.
- Спасибо, что спас нам жизнь – как-то буднично сказал Юра Сивововян.
- Пожалуйста. – Так же буднично ответил Петя.
И тогда и впоследствии, вспоминая этот эпизод, я поражался тому насколько профессионально и выдержано действовал Петр Шах. Вероятно, я, чей водительский стаж был несравнимо меньше, не удержался бы и отвернул от «лобовой атаки». Тогда катастрофа была бы неизбежна. Для себя, я сделал вывод, что больше никогда с детьми ночью ездить не буду, так как одной из причин происшествия могли признать, тот факт, что мы нарушили пункт правил перевозок детей, запрещающий ночные поездки.
В путешествии у нас действовало правило – если куда-либо идет больше половины группы, то оплачивается мероприятие из общей копилки, если меньше, то каждый платит самостоятельно. Все вместе мы побывали в Лавре, совершили автобусную экскурсию с нанятым экскурсоводом, а два последующих дня находились в «вольном плавании». Не помню почему, но я с Викой Бершак и Светой Таймазовой поехал на Байковское кладбище. Вероятно, нам захотелось посетить его по аналогии с Новодевичьим кладбищем в Москве. Так случилось, что были мы на нем на следующий день после похорон Леонида Быкова и даже сфотографировались у его могилы. Света Билан и Света Медведева тихонько поведали мне, что побывали в действующей киевской синагоге. Что их туда занесло, я так и не понял, но должен отметить, что эти две подружки, были очень продвинуты. Однажды они попросили через меня Романа Израилевича дать им прочитать «Мастера и Маргариту» Булгакова. Роман Израилевич дал им самоиздатский вариант этой книги, что в те годы было поступком.
В Киеве произошел забавный эпизод с «Космонавтом». Мне показалось, что он немного выпил, но вместо того, чтобы не «рисоваться», он будто нарочно лез мне на глаза.-
«Космонавт!» Да, ты никак выпил? – наконец, не выдержал я.К моему
изумлению он даже не стал отрицать.
- А как же конвенция? – возмутился я.
Дело в том, что по принятой всеми нами конвенции, в течение всей поездки: коньяк, водка, вино, самогон, спирт и даже ликеры полностью исключались, а вот в Молдавии мы планировали сделать банкет и попробовать молдавского вина.
Поскольку разговор происходил при ребятах, которые открыто, улыбались, я понял, что тут какой-то подвох.
- А я конвенцию чту! – Широко улыбаясь, продолжил «Космонавт».
Ни коньяка, ни водки, ни вина, ни, ни…
-А что ж ты пил? – растерялся я.
-Коктейль «Факел»! - гордо заявил «Космонавт» под смех ребят.
- И что же входит в этот коктейль?
- Кофе, мороженное, и совсем немного коньяка, ну граммов сто.
Пришлось собирать всю группу и объявлять о том, что отныне конвенция пополняется еще и коктейлями вне зависимости от их названий, а «Космонавту» влепил наряд вне очереди – мыть автобус. Впрочем, он все равно чувствовал себя героем.
Виктория Бершак и Светлана Таймазова на могиле Леонида Быкова
В общежитии ровненского автотехникума запомнился список дежурных по комнате. Все восемь фамилии заканчивались на « –ук»: Марчук, Юрчук, Франчук…
В Львове мы посетили ЛАЗ. В сборочном цехе поразились тому, что среди рабочих много негров. (Простите за неполиткорректность – афроукраинцев).
Оказалось, что это студенты различных львовских вузов и поскольку они не имели средств ехать на каникулы куда-нибудь в Латинскую Америку или в Африку, то подрабатывали на заводе.
Узнав о том, что мы студенты автотехникума, да еще на каникулах, наш экскурсовод, работник технического отдела, предложил всей группой остаться во Львове. В общежитии нас поселят, ребята заработают за месяц рублей 200-300 рублей, а техникуму вне лимитов дадут новый автобус!
Вот тут на моем «корабле» чуть не произошел бунт. Все радостно закричали, что остаются, но я пообещал «всех смутьянов повесить на реях» и постепенно бунт затих. Наш экскурсовод пожаловался, что заводу от проданных автобусов практически ничего не остается. Цена всего на несколько десятков рублей выше себестоимости. Ребята уже изучали экономику, писали курсовые и поэтому понимали, о чем идет речь.
Львов. Лычаковское кладбище. На могиле Ивана Франко.
Наконец, для 41-Эд группы пришла пора выпускного вечера. Обычно, все без исключения группы выбирали какой-нибудь симферопольский ресторан, приглашали в него директора, преподавателей и часа в два ночи в нетрезвом состоянии возвращались домой. Приглашать на этот праздник родителей, слава Богу, в техникуме в ту пору не было принято.
Естественно, мы должны были пойти «Другим путем». Вновь собрали «Большой хурал» и стали спорить.
Я предложил отметить выпуск на вершине Чатыр-Дага, но Вика Бершак скривила губы: «За праздник я должна сменить минимум три платья!»
От такой заявки мы опешили и поэтому предложения типа «отметить выпускной в море, на корабле» отпали сами собой. В конечном итоге, кто-то из ребят предложил провести выпускной в Ялте в только что открывшейся престижной гостинице с таким же названием. Я, Игорь Трунденко, Витя Езерский и Витя Сплюхин, уже не помню на чьей машине, поехали в Ялту и решили там все вопросы. Заказали на одни сутки несколько номеров, согласовали меню банкета.
41-ЭД группа закончила свою учебу. Наверное, стоит сказать о том, что благодаря той атмосфере дружбы, братства, взаимовыручки все наши девчонки, которые к четвертому курсу вышли замуж и даже успели родить, не отстали от группы и, не смотря на возникшие проблемы, окончили техникум вместе со всеми.
Галина Махницкая, Наталья Войтова, Владимир Поляков, Светлана Билан, Светлана
Медведева, Виктория Бершак и Елена Лобырь.
Игорь Трунденко как-то рассказал мне такой случай. Довелось ему отдыхать в санатории, где подружился с человеком, который, как оказалось, был начальником автотранспорта крупного симферопольского завода. Сам же Игорь был начальником автотранспорта крупной строительной корпорации. С удивлением узнали, что оба окончили симферопольский автотранспортный техникум.
А кто у вас был классный руководитель? - поинтересовался Игорь.
О, нам завидовали все ребята, у нас был самый лучший классный руководитель
– ответил его новый знакомый.
Не может быть! - Не выдержал Игорь. Самый лучший классный руководитель
был у нас! Это нам все завидовали!
Какова же была их радость, когда выяснилось, что классным руководителем у них обоих был Владимир Евгеньевич.
Узнав это, ребята обнялись и почувствовали себя братьями. Сережа Белов был в моем первом выпуске, а Игорь Трунденко - во втором.
В 1983 году я вновь стал классным руководителем 11-ЭД группы. Вновь был колхоз и вновь по его результатом я определил свой командный состав. «Командиром» был назначен, уж не знаю каким образом, оказавшийся в группе восьмиклашек, довольно взрослый парень Володя Гавриш. В сущности все шло по одному и тому же алгоритму, только, разве что, методы в поисках денег были разные.
Я узнал, что техникум хочет построить в подвале тир, а для этого надо вынести тонны грунта. Студенты не хотели работать на субботниках и либо не приходили, либо валяли дурака. Тогда я предложил Георгию Кирилловичу сделку: мы с группой выносим из подвала весь грунт, а он оплачивает нам автобусное путешествие. Заикин согласился. Практически месяц мы выносили грунт. Запомнился один эпизод. Мы наткнулись на огромный камень, который не смогли ни разбить, не вынести. Уже закончились все работы, и только этот камень торчал посреди будущего тира. (Честно говоря, даже не знаю, появился там потом тир или нет). Решение неожиданно подсказал Володя Гавриш. Рядом с камнем мы выкопали глубокую яму. Камень ломами опрокинули в нее, и он вновь оказался ниже уровня пола. Георгий Кириллович принял у нас работу и оплатил проезд. Наше путешествие вновь проходил по тому же маршруту, разве, что с той лишь разницей, что мы заночевали в общежитии Днепропетровского техникума. В отличие от прежнего автопробега мы заехали в Канев и побывали на могилах Гайдара и Тараса Шевченко.
Не повезло нам при подъезде к Одессе, из-под колес впереди идущего самосвала, вылетел камень и разбил нам лобовое стекло. В Одессе, пока ребята ходили на пляж или болтались по городу, я занимался поиском лобового стекла. Нас сразу же предупредили, что без него автобус не выпустят. Наконец, с одним из рейсовых автобусов «Симферополь – Одесса» нам привезли лобовое стекло. Поскольку это был конец путешествия то денег уже ни у кого не было, к тому же мы задержались в Одессе еще надвое суток, и потому жили впроголодь. Как последний резерв я держал 25 рублей, чтобы отдать их за установку стекла. К моему ужасу, рабочий, их называли «кузовщики», был в дымину пьян, но, тем не менее, смело взялся за дело. Главный фокус в этой работе заключался в том, что, когда стекло уже вроде бы установлено, то мастер бил кулаком в какую-то определенную точку, и оно прочно садилось на свое место. Правда, бывало и такое, что стекло после этого удара рассыпалось на кусочки. Когда все закончилось благополучно, я понял, что устал безмерно, хотя ничего не делал, а только стоял рядом и переживал.
Следующую поездку мы совершили по Черноморскому побережью Кавказа по маршруту Керчь, Анапа, Сочи, Сухуми. Деньги на него мы заработали в автобусном парке. Всей группой контролировали проезд пассажиров на 9-м маршруте «Льдозавод – ул. Тарабукина». Мы заключили с Юрием Аркадьевичем Аптерманом неофициальный договор о том, что если выручка на маршруте возрастет, то 10% от этой суммы пойдет в зачет оплаты автобуса. К концу учебного года выручка выросли чуть больше чем на девять тысяч рублей и поэтому за автобус мы ничего не платили.
Шепси. Кавказ. Черное море.
В Анапу мы приехали поздно ночью, было темно и возле каких-то деревьев мы установили свои палатки. Утром меня разбудил дворник. Оказалось, что мы разбили лагерь в городском сквере напротив горкома партии. Быстро все собрав, мы поехали дальше. В Сочи мы побывали в музее Николая Островского. Большего всего нам запомнилось местечко Шепси. Там, совсем рядом с морем, мы разбили лагерь. По-соседству было футбольное поле, и мы двое суток прожили в свое удовольствие, наслаждаясь морем, спортом, бездельем. Единственно, что доставило хлопоты, это то, что многие ребята обгорели на солнце. Никогда не думал, что крымские мальчишки могут быть такими бестолковыми.
Побывали мы на озере Рица - очень живописном месте. Последней, самой дальней точкой маршрута был Сухуми. Ребята и девчонки за это время уже наловчились устанавливать палатки. Каждый колышек, каждый альпишток уже был подогнан, каждый в отряде знал свои обязанности: кому ставить палатки, кому собирать хворост, кому чистить картошку.
Сухуми.
Мы остановились в конце сухумского пляжа возле водонасосной станции. Отдав команду о том, что лагерь будем устанавливать здесь, я задумался о чем-то своем. Рядом стоящий старик грузин, а может и абхазец, тогда я об этом не задумывался, с интересом смотрел за моими ребятами. Затем он не выдержал и подошел ко мне.
- Дарагой. У тебя какие-то удивительные ученики. Они прямо советские!
Я с удивлением слушал, не очень понимая, что он хочет сказать, наконец, до меня дошло, что он поражен слаженной работой всего нашего отряда. Я улыбнулся, подумав о том, если бы он увидел бы он нас в начале путешествия в Анапе или Шепси.
Я, молча, согласился, но этим дело не закончилось. Старик позвал меня к себе на водокачку, где мы распили с ним бутыль вина и поговорили «за жизнь».
Уже выезжая из Сухуми, Лена Козаченко вдруг недоуменно сказала: Мы были в Анапе, Сочи, Сухуми, но они почти не отличаются от нашей Ялты. А где сама Грузия, где грузины?
Вопрос показался интересным и тогда мы решили сделать крюк и заехать в обычное грузинское село. Проехали неизвестно куда несколько десятков километров, но честно говоря, в памяти от этого посещения грузинского села ничего не осталось.
Работая преподавателем, я – выпускник автодорожного института понимал, что, вероятно, многого не знаю, так как никогда не изучал такой, наверное, очень нужной дисциплины как педагогика. Вот почему старался читать все, что можно о Макаренко, Сухомлинском и других великих педагогах. Прочитанное, побуждало к поиску.
Однажды я провел такой эксперимент. Я, Игорь Трунденко и еще двое ребят, чей авторитет в группе был непререкаем сели в проходном кабинете, а вся группа в соседнем кабинете физике и по одному входили к нам. На доске я нарисовал три линии. Две одинаковых, а одна короче. Заметно короче. По предварительной договоренности с ребятами мы делали вид, что занимаемся оформлением личных дел. Когда, по моему сигналу, вызывали очередного «испытуемого», то я задавал ничего не значащие вопросы, а потом, глядя на классную доску, спрашивал у Трунденко: «Одинаковые линии или нет?» Игорь уверенно говорил о том, что одна явно больше, а две действительно одинаковы. В разговор встревали «ассистенты» и тоже соглашались с ним. Наконец, я обращался к «испытуемому». Едва ли не треть ребят, словно бандерлоги в мультфильме «Маугли» слепо повторяли, что «Одна линия, действительно, длиннее».
После этого эксперимента я получил наглядное представление о том, кто из ребят внушаем, а кто нет.
Один эпизод из книги В. М. Сухомлинского «Сердце отдаю детям» меня поразил. Какой-то ученик прыгнул в окно со второго этажа. Вероятно, хотел произвести впечатление на товарищей. Нечто подобное было и у нас в 8-й школе, когда Витька Анонишин тоже выпрыгнул со второго этажа в окно.
Когда об этом происшествии доложили Сухомлинскому, то вместо того, чтобы
вызвать виновника или его родителей, и хорошо пропесочить, он распорядился
завезти на школьный двор большую копну сена. Всех учеников повели на крышу
и … предложили прыгать! Таким образом, все получили необходимый заряд
адреналина. Случай этот запал мне в душу, но не мог найти практической
реализации до тех пор, пока с 11-ЭД мы не отправились к партизанской могиле,
что находилась километрах шести от села Баксан в Васильковской балке.
Как только мы вошли в лес Сережка Артищев ни с того, ни сего вдруг закричал:
А-А-ААА!
Что ты кричишь, как в лесу!- чисто машинально одернул я.
-А я и нахожусь в лесу!- безмятежно ответил Сергей.
Я понял, что действую, так, как привык в классе, а это лес. Здесь нужна другая педагогика, но какая, я еще не знал.
Васильковская балка. «Камбузный наряд» готовит завтрак.
Мы покрасили на партизанской могиле памятник, ограду. Провели раскопки в старой кошаре, где нашли несколько гильз, довоенных монет, но больше всех повезло Валере Дерябину. На водопаде, на который он полез фотографироваться, его рука оперлась на кость человека. Валерка перепугался, но любопытство взяло верх, и в расщелине он увидел останки человека с патронташем на поясе, и винтовку с истлевшим прикладом. Патронташ тоже истлел, а промасленные патроны были как новенькие. Осмотрев винтовку, бывший партизан Дмитрий Григорьевич Еремеев сказал, что она иранская, а погибший, скорее всего румынский солдат.
Васильковская балка. У партизанской могилы.
Вечером у костра мы долго слушали рассказы Еремеева о проходивших в этих местах боях, о расстрелянном в кошаре партизанском госпитале. Впечатлений ребятам хватало, но зная по опыту, что ночью все равно никто не уснет, неожиданно для себя я решил пойти на эксперимент.
Ближе к полуночи я назначил часовых и объявил им, что с 00-00 до 2-00, с 2-00 до 4-00, и далее до подъема они будут охранять лагерь. Инструктируя ребят, я увлекся и предложил им представить, что охраняют они не туристский лагерь, а – партизанский! Что сейчас не 1980 год, а 1943, что на лагерь могут напасть каратели, а задача караула – это, прежде всего, поднять тревогу: сам погибай, но отряд разбуди.
Васильковская балка. Утреннее построение.
После того как караульные разошлись, под впечатлением собственной речи, я долго не мог успокоиться, а затем тихонько собрал шестерку самых неугомонных ребят и на окраине поляны, вдали от костра, тихо, но торжественно объявил, что они назначаются в группу захвата. Время действия первой группы с ноля до двух часов, второй с двух и так далее… Задача проста: незаметно напасть на часового и попробовать его схватить, связать, не дать поднять тревогу. По исполнению задания, связанного часового принести в командирскую палатку. Ну а если часовой проявит бдительность, то свести все к шутке.
Васильковская балка. Минута молчания у партизанской могилы.
Как только наступила полночь, я объявил отбой и демонстративно пошел в свою палатку. По опыту прошлых походов я прекрасно знал, что уложить ребят спать невозможно, но тут сразу шесть человек (и все главные бузотеры) тоже поднялись и «пошли спать». Очень скоро лагерь затих, и только одинокая фигура часового маячила у костра.
Сквозь полудрему я ждал развития событий, но все было тихо. Мы вскоре уснули. В два часа ночи первая группа захвата заползла ко мне в палатку. Игорь Трунденко и Витя Сплюхин доложили, что Игорь Грабовецкий все время ходил по лагерю, и захватить его врасплох не удалось. Я отпустил ребят спать, но поскольку сон все равно перебили, то вместе с Сергеем Артищевым и Валерой Дерябиным тихонько отполз из лагеря в лес. Вторым караульным был Виталька Янчуков – высокий мальчишка из Джанкоя, как потом я узнал потомок крымских чехов. Мы ползли к нему со стороны поляны и у ближайших кустов решили сделать засаду. План наш оказался правильным и уже через полчаса, прогуливаясь вокруг лагеря, Виталька направился в нашу сторону. Мы лежали, готовясь к броску, как вдруг засверкал фонарик, о существовании которого мы почему-то не знали. Промелькнула мысль, что если бы это действительно был враг, то неминуемо разрядил бы в нас обойму своего автомата. Светя фонариком, Виталька шел прямо на нас. Дальнейшее лежание в траве мне стало казаться бессмысленным. Предвидя недоумение Янчукова: Владимир Евгеньевич? Что вы здесь делаете? - я уже хотел подняться, как вдруг понял: Виталька нас не видит! Едва не наступив Артищеву на руку, Янчуков прошел мимо куста и, успев подумать о том, что оказывается вот, как плохо видно часовому ночью, я приподнялся и вслед за Сергеем бросился сзади на ничего не ожидавшего Витальку. Моя ладонь крепко зажала ему рот, а Сергей перехватил ему руки. Мы рухнули на траву, но в какой-то миг Виталька извернулся и на весь лес пронесся крик: Не-е-емцы-ы-ы!
Мы тут же прекратили борьбу. Утром ребята со смехом вспоминали бурную ночь. Я осторожно пытался выяснить у Янчукова, почему он крикнул: «немцы». Но, оказывается, он даже не помнил о том, что кричал.
Васильковская балка. Последняя проверка экипировки.
Этот «эксперимент» я потом проводил каждый поход. Менялись «группы захвата», менялись «часовые». Через школу Васильковской балки прошли две группы моих друзей-учеников. Иногда мне казалось, что это жестокая игра, но, в последствие, я с волнением слушал рассказ Игоря Грабовецкого о том, как во время службы в Германии он, будучи часовым, всегда вспоминал свое участие в «группе захвата» и потому, неся караульную службу, отчетливо проецировал момент нападения. Благодаря этому, постоянно меняя ритм и направление движения, он дважды счастливо избежал выпущенных в него отнюдь не учебных пуль. Толя Масейкин вернулся живым из Афганистана. Игорь Трунденко был пограничником. Офицерами милиции стали Олег Городний, Виктор Сплюхин, Игорь Грабовецкий, а Сергей Артищев, неоднократно возглавлявший реальные группы захвата, закончил академию внутренних дел и работал зам начальника уголовного розыска Крыма, но свой первый экзамен на мужество он сдавал в Васильковской балке.
Виктор Езерский, ???, Виктор Сплюхин, Игорь Трунденко.
С первых лет своего существования техникум был частью общества. Если хотите его отражением.
Как то, еще в советское время, мой отец обронил о том, левые уклонисты – их еще называли «троцкистами», правые уклонисты – «бухаринцы» никакие не враги, а такие же коммунисты и комсомольцы. Я удивленно посмотрел на отца, так как из курса истории КПСС, прекрасно знал, что все это «злейшие враги Советской власти».
- Представь себе споры в нашем общежитии автодорожного техникума. - Продолжил отец.
Большинство ребят, причем все активные комсомольцы, были убеждены, что поскольку главный враг социализма – частная собственность, то крестьянин, а особенно зажиточный – это и есть главный враг. С ними спорили другие ребята, тоже комсомольцы, которые доказывали, что крестьянин и особенно зажиточный крестьянин, дает стране хлеб, а не будет хлеба – революция погибнет. Прошло совсем немного времени и первых арестовали как левых уклонистов, тех, кто защищал крестьянина – как правых.
- Пап, а почему ты оказался сторонником Сталина? – задал я даже для себя неожиданный вопрос.
Отец задумался. Стать сторонником троцкистов, которые ненавидели крестьянство, я не мог однозначно, так как сам был из деревни - Ханышкой, Бахчисарайского района. «Правых» не поддерживал потому, что мать моя была сельской учительницей, своей земли у нас не было. Вот поэтому я не поддержал ни тех, ни других. Колебался, конечно, и, улыбнувшись, добавил, но только с линей партии.
Просматривая документы 1946 года, я с удивлением заметил, что почти половина студентов, причем с хорошими оценками, были отчислены из техникума. Оказалось, что в тот год ввели плату за обучение.
Годы моей учебы пришлись на, так называемую, «Оттепель», но, если говорить честно, о развенчивании культа личности Сталина, о происходящих в стране переменах мы узнавали только от Романа Израилевича, так как «Историю», «Обществоведение» преподавали по-прежнему коммунистические ортодоксы. К нам в техникум, часто приводили ветеранов революции, участников Гражданской войны. Участники Великой Отечественной в ту пору еще не котировались. Запомнилась встреча с генерал-лейтенантом Чесноковым. Я уже знал, что в Симферопольском пединституте этого генерала студенты освистали, так как в 1937 году он был начальником НКВД Хабаровского края и даже получил орден «Ленина» за сотни разоблаченных «врагов народа». Никому из нас студентов автотехникума даже в голову не пришло совершить что-либо подобное. Мы делано-внимательно слушали, где надо аплодировали. В конце встречи вручили цветы.
Как я узнал потом, одним из лидеров обструкции в пединституте, был ныне известный политолог Александр Форманчук, который после этих событий имел серьезные неприятности.
Когда я пришел в техникум уже в качестве преподавателя, то была эпоха Брежнева. Иногда ее называют «эпохой застоя» или периодом всеобщего дефицита. Именно дефицит очень сильно влиял на все, что происходило в техникуме. Каждый преподаватель, не хуже любого следователя, изучал личные дела студентов, чтобы узнать, чем занимаются его родители. Если оказывалось, что он каким-нибудь образом связан с заветным дефицитом, то этого парня или девушку начинали прессовать по полной форме: ставить двойки, возвращать на переделку курсовые проекты... и все только ради того, чтобы вызвать отца или мать и заставить их приносить дефицитную обувь, запчасти, кур, кофе и так далее…
Первые экскурсоводы техникума получают допуск на право самостоятельного
проведения экскурсий.
Неотъемлемая часть студенческой жизни – «колхоз». Еще студентом я ездил в Зую, где мы убирали кукурузу, а уже на втором курсе в зерносовхоз «Феодосийский» в Советском районе. В памяти осталась целая улица переселенческих домов в одном из которых мы жили. «Переселенцами» должны были стать не крымские татары, которые после смерти Сталина мечтали вернуться на родину в Крым, а жители западной Украины, для которых в степном Крыму за государственный счет строились целые улицы. Ничего этого я в ту пору не понимал, но хороший переселенческий дом запомнилася.
Вновь я поехал в «колхоз» уже в качестве преподавателя. Надо сказать, что многие мои коллеги ехали в «колхоз» охотно, так как запасались там либо дешевыми, либо и вовсе дармовыми сельхозпродуктами. С Толей Лигусом мы ходили в лесополосу и ведрами набирали грецких орехов.
Накануне моей первой поездки, однажды я стал невольным свидетелем такого разговора двух студенток. Одна девушка сказала подруге, что мама «отмазала» ее от «колхоза».
Дура! – ты что не понимаешь, что «колхоз» - это самое главное! – заявила ей ее подруга.
Дело было на перемене и я собирался выходить из кабинета, но разговор девушек меня заинтересовал и я стал копошиться за столом незаметно прислушиваясь к разговору.
«Колхоз» - это самое важное, - проложила девушка, если там с парнем не сблизишься пиши пропало к октябрю всех разберут и будешь сидеть, как дура.
Так случилось, что в «колхоз» я попал именно с этой группой и обе девушки были со мной. В один из вечеров Владимир Иванович Громашов пошел «гонять парочки», отправляя их спать. Вспомнив разговор девушек, я попросил его этого не делать и пересказал подслушанный разговор. Владимир Иванович удивился и … махнул рукой, пусть милуются.
Надо сказать, что в техникуме практически все девчонки находили свою судьбу, так ребята «после армии» были потенциальными женихами и поскольку «рынок невест» был буквально под боком свадьбы проходили постоянно и надо сказать, что в основном браки были прочными.
Но я вернусь к своим впечатлениям от «колхоза». В первый же день я обратил внимание, что в клубе идет какой-то заинтересовавший меня фильм и предложил Громашову вместе на него сходить. Ответ Владимира Ивановича меня удивил: Я в сельские клубы не хожу!
Что за снобизм с удивлением подумал я, зная Громашова как интеллигентного серьезного человека.
Вечером я отправился в клуб. Это был ужас: крик, смех в самых неожиданных местах, грохот от катящихся по залу бутылок… только тогда я понял смысл сказанного и больше в клуб н6е ходил.
Конечно, «колхоз» - это «минное поле». К нашим девчатом, как магнитом тянуло местную молодежь.
Однажды произошла жесткая драка. Наш студент Агранов, взяв цепь и намотав ее на руку, стал крушить всех местных. На следующий день его отправили домой, а дело, естественно, замяли, хотя несколько местных жителей попало в больницу. Впоследствии это мальчик стал известным в Крыму авторитетом.
Впрочем, как показала жизнь, преступными авторитетами становились и очень хорошие студенты. Один из них впоследствии известный по кличке «Жираф» был моим ближайшим помощником по поиску, я брал его с собой на фестиваль в Вильнюс. В моем семейном альбоме сохранилась фотография, на которой 9 мая какого-то года он в качестве экскурсовода у наших стендов сфотографировался с моей женой и дочкой. Повторюсь - это был прекрасный парень из действительно хорошей интеллигентной семьи. «Неисповедимы пути Господни!»
Практически сразу после прихода в техникум я был избран в партийное бюро. Мне поручили вести занятия в системе политического просвещения среди преподавателей, руководить работой по военно-патриотическому воспитанию. Через небольшой срок избрали парторгом техникума. Надо честно сказать, что в те годы, эта должность в техникуме совершенно не котировалась, так как парторг, вне зависимости от того, кого выдвигали на эту должность, не входил «в число лиц особо приближенных к императору». Реальной властью в техникуме было не партбюро, а как я уже писал, а «Кнессет». Поскольку я относился к нему совершенно лояльно, а «его некоронованного лидера» Романа Израилевича искренне обожал и обожаю до сих пор, то наше «еврейское большинство» ничего не имело против моего назначения. Не возражал и Заикин. Не думаю, что это была большая ошибка с его стороны, так как в любую минуту он мог меня «сбросить меня с доски», как ненужную фигуру. Вскоре так и получилось.
Как классный руководитель я со временем осознал, что все без исключения мои ученики – поступили в техникум «по блату». Даже те, кто подобно Игорю Грабовецкому, имели прекрасные знания и очень хорошо учились. Дело в том, что, не имея покровительства, они бы не поступили никогда, так как получили бы на вступительных экзаменах «тройки», а те, кто имел покровителей, получали «четверки». При конкурсе 2-3 человека на место в каждой группе было с десяток ребят, которые закончили восьмой класс только на «3»! Если вспомнить известное правило тех лет: «Три пишем – два в уме», то это были отпетые двоечники.
Покровительство при приеме – это, как правило, одноразовое ружье. Похлопотали за парня один раз, а дальше выпутывайся сам. Но, как он может выпутаться, если за годы безделья в школе, он полностью утратил навык учиться. Все эти ребята становились головной болью классных руководителей, заведующих отделениями. Практически все они, кто ко второму, кто к третьему курсу изгонялись, но при этом многие успевали совершить преступление, или как минимум побывать в милиции. Самое неприятное, что с каждым новым набором мы набирали все новых и новых кандидатов на прогулы, драки, преступления… .
Я не витал в облаках, и понимал, что тоже самое происходит и в других техникумах и ВУЗах не только Симферополя, но и всей страны, и бороться с блатом бессмысленно, но, тем не менее, наивно надеялся, что инстинкт самосохранения и здравый смысл все же возьмут верх.
Я видел, как страдает Роман Израилевич, которого буквально «насиловали» на каждых вступительных экзаменах и, который с болью видел «плоды дел своих», когда эти «ВИП – абитуриенты» становились студентами. Именно из-за этого, он так рано ушел из жизни. Я сочувственно слушал возмущения заведующих отделениями по этому поводу, стенания классных руководителей и потому наивно полагал, что выражу всеобщее мнение, если мы сообща положим этому конец.
Я изложил Георгию Кирилловичу свое видение проблемы и предложил своеобразную конвенцию: блатных берите, сколько хотите, но среди них не должно быть, ни одного, у кого средний балл был бы «3.0». Георгий Кириллович пожал плечами. Какие, мол, «блатные»? У нас все по закону!
Я понял, что мы не договорились, и пошел в райком партии, где изложил то же самое Первому секретарю Киевского райкома Солнцеву. Предупредил, что сейчас я на хорошем счету, что меня хвалят в техникуме, хвалят в райкоме и горкоме, но уже в сентябре все может измениться. В открытую спросил: Начинать мне борьбу или нет?
Солнцев молчал, как партизан на допросе, а потом сказал: Действуйте по Уставу!
Когда настали приемные экзамены, я выписал всех абитуриентов, у которых средний был балл «3.0» и взял под контроль каждый их экзамен. Запомнилось, как на устной математике, мой очередной визави, что-то уверенно рассказывал экзаменатору. Я поразился его бойкости, но когда прочитал вопрос билета, то понял, что парень говорит, о чем попало, а экзаменатор ему уверенно поддакивает. Ни один из моих «подопечных» в том году в техникум не поступил.
В сентябре меня вызвали в райком партии, и какой-то инструктор сообщил мне, что есть мнение не рекомендовать меня парторгам. Я понял, что на поддержку райкома не приходится рассчитывать и написал заявление с просьбой освободить меня от обязанностей парторга. Были проведены досрочные перевыборы, парторгом избрали учителя физкультуры, жена которого принимала участие в приемных экзаменах. Не скрою, именно тогда я испытал непреодолимое желание бросить в лицо Солнцеву партийный билет, но прекрасно понимал, что если и не окажусь в тюрьме или в психушке, то работать придется, в лучшем случае водителем.
Защита дипломного проекта. А.С. Макаров, В.А.Кондрашкин, В.Д.Медведев,
В.Е.Поляков.
После этого я ушел «во внутреннюю эмиграцию». Создал секцию бадминтона, стал тренировать ребят, а еще один «эмигрант» - Владимир Иванович Громашов, который тоже, в силу разных причин был «в оппозиции», стал тренировать девочек. Очень скоро наши спортсмены стали лучшими среди молодежи города, и на республиканский этап Спартакиады народов СССР от Крымской области я повез в Донецк команду автотранспортного техникума.
Юношеская сборная Крыма по бадминтону:
Вадим Расшивалов, Петр Анохин, Александр Бурлаков, тренер Владимир Поляков
С переездом в новый корпус на улицу Феодосийскую и с появлением огромного числа прекрасных просторных комнат, возник вопрос о создании музея истории техникума. Георгий Кириллович выделил огромную угловую комнату на четвертом этаже под будущий музей. Пригласил художников. По их замыслу композиция стендов должна была напоминать окна автобуса шестидесятых годов, а посетители должны были чувствовать себя пассажирами. Возможно, что в этом что-то было. Дело оставалось за малым, надо было к каждому стенду приложить фотографии, экспонаты, дать сопроводительный текст. Георгий Кириллович обладал уникальной коллекцией фотографий, но выполнить всю работу по созданию композиции не мог по целому ряду причин: и времени не было, да и навыков…
Через третьих лиц мне стали предлагать заняться музеем, но я категорически отказался, так как четко понимал, «Что в одну телегу впрячь не можно, коня и трепетную лань». В данном случае я должен был стать рабочей лошадкой, которая должна была создать музей, но, в экспонатах которого, должны были быть только «Лица особо приближенные к императору». Я отказался, и идея с созданием музея отошла на второй план до лучших времен.
Георгий Кириллович Заикин достиг пенсионного возраста и реальностью стал вопрос замены, так как в те годы, работать и получать пенсию, не было принято. Директор техникума был «слуга двух господ»: с одной стороны его назначало министерство автомобильного транспорта, с другой – это была креатура местных партийных органов. Совершенно неожиданно для всех появился «Человек со стороны» - директор Бориспольского автобусного парка Анатолий Иванович Захарцев.
Анатолий Иванович Захарцев
Когда-то в начале семидесятых, мы с ним работали механиками в симферопольском автобусном парке. На его свадьбе я даже был свидетелем а, когда он уехал в Борисполь, где стал директором сначала грузового автопарка, а потом автобусного парка, то с интересом следил за его карьерой. Бывал я в Борисполе у него дома и даже сделал Анатолия Ивановича прототипом главного героя в написанной мной тогда пьесе. Я показал пьесу тогда еще молодому режиссеру Борису Мартынову. Он одобрил и даже загорелся желание ее поставить, но главный режиссер театра Анатолий Новиков в постановке отказал: в репертуаре театра уже была пьеса «на производственную тематику» - «Человек со стороны». Думаю, что главная причина отказа была в том, что в ту пору я был «НИКТО».
Когда Захарцев стал работать директором техникума, я понял, что могу возвращаться из «эмиграции». Анатолий Иванович сразу же влился в нашу секцию бадминтона. В первый год его не обыгрывал, ну разве, что самый ленивый. Человек честолюбивый он скрипел зубами, но вида не подавал, а уже через год на равных вошел в нашу компанию. Для меня же, сегодня, при всех его спортивных недостатках, отсутствие школы все же сказывается, он - самый лучший партнер, так как в игре мы понимаем друг друга с полуслова.Анатолий Иванович по своей инициативе пригласил на приемные экзамены учителей из различных школ города, что вызвало в техникуме бурю негодования. Поскольку эту тему «светить» было нельзя, то «показательную порку» новому директору решили устроить по другому поводу.
Анатолий Иванович после какой-то аварии, запретил заезжать во внутренний дворик частным автомобилям, чем сплотил против себя практически всех преподавателей - владельцев автотранспорта.
Было организованно собрание трудового коллектива. Программа - максимум предусматривала отставку нового директора, программа – минимум – заставить его считаться с мнением коллектива. Я хорошо помню это собрание, и когда убедился, что оно принимает серьезный оборот, выступил в защиту директора. Рассказал о том, что знаю его как опытного производственника, порядочного человека и выразил убежденность, что при нашей поддержке и в техникуме все будет прекрасно и сумел сломать настроение коллег.
Надо сказать, что к этому времени позиции «Кнесетта» сильно пошатнулись. Ушел из жизни Роман Израйлевич, кто-то уже уехал в «Землю обетованную» и мнение коллектива разделилось. Справедливости ради, надо заметить, что в отличие от Г. К. Заикина у Анатолия Ивановича была мощная поддержка в Министерстве автомобильного транспорта, где он, что называется, «своим горбом», сумел создать себе авторитет и в Крымском обкоме партии. Но самое главное заключалось в том, что у него были «чистые руки».
«Бунт» удалось погасить, но поскольку были затронуты ключевые моменты жизни техникума, он перешел в фазу «долгоиграющих» анонимок и доносов, которые отравили А. И. Захарцеву немало крови.
Бадминтонисты техникума.
С первых же дней работы Захарцева в техникуме в наших отношениях закрепилось негласное правило: никогда не говорить о работе. Я не лез с советами, не давал характеристик, никогда не комментировал ни его распоряжений, ни поступков. Как и раньше мы оставались друзьями, но говорили только о бадминтоне, футболе, женщинах и тому подобных вещах, но, когда он попросил помочь с созданием музея, так как надо было что-то решать с пустующей комнатой, то я с радостью согласился.
Вновь был заключен договор с Крымским художественным комбинатом, вот тогда я увидел проект «музей – автобус» и отверг его. Вместе с выделенными мне мастерами Валерой Шитиковым и Борисом Николиным приступил к работе. Я сознательно назвал их мастерами, а не художниками, так как это действительно были «мастера на все руки»: столяры, фотографы, макетчики, художники. Техникум перечислил художественному комбинату аванс - уже не помню точную сумму – несколько тысяч рублей. И вот тут я допустил серьезную ошибку. Выполняемая мною работа не была заложена в смету и, когда Валера и Борис сказали, что будут оплачивать мой труд из своего кармана, то я отказался. Нет, я нисколько не жалею о своем отказе, я повторил бы тоже самое и сейчас, но, просто надо было более мудро подойти к составлению договора, но это исключительно моя вина.
Мы утвердили общий план музея. Центральное место, или как написали в рекомендациях художественного совета - «пятно», должна была занять специально написанная картина, которую Художественный фонд заказал, специализирующемуся на подобных вещах художнику. Я изложил ему свое видение: «Восточная окраина Симферополя. Пригородная деревушка Свобода, то есть то место, где сейчас находится техникум. Входящие в город части Красной армии. На переднем плане автомобиль ЗИС-5, сзади «полуторка», далее «Студебеккер», ну, в общем, парад автомобильной техники времен Великой Отечественной. Передал фотографии выпускников и преподавателей тех лет, которые были участниками этих событий и въезжали в Симферополь 13 апреля 1944 года. Художник принял заказ и на полгода я о нем забыл.
Работа по созданию музея оказалась более трудной, чем я предполагал ранее. Фотографий было предостаточно, но для музея требовался предметный план: различные вещи, документы…
В течение всего этого периода я выпрашивал у родных и знакомых старинные значки, вещи, за довольно большие деньги, естественно свои, покупал их у коллекционеров.
В конечном итоге в музее истории симферопольского автотранспортного техникума оказалось множество уникальных и даже раритетных вещей: диплом инструктора по вождению Н.А.Шарапова об окончании им Гатчинской летной школы в 1913 году !!! Его же диплом об окончании до революции института с перечислением всех изучаемых предметов и справкой об оплате за учебу.
Дипломы бухгалтерских курсов Василия Макурина (помните Макурину горку в Симферополе, что напротив нашего техникума на Воровского), дневник гимназиста, французские бутылки периода обороны Севастополя…
Советский период тоже был представлен уникальными документами: удостоверение безработного с Симферопольской биржи труда, лотерейные билеты «Общества борьбы за трезвость», удостоверения «Ударник учебы», водительские права разных лет, комсомольские билеты, дипломы об окончании техникума с 1933 и по 1941 год, значки ОСОВИАХИМА, ГТО, парашютный, Готов к химической обороне, КИМ… Книги из техникумовской библиотеки, изданные еще до революции, довоенные учебники…
Период войны был представлен личными вещами наших бывших студентов: командирские сумки, кобура, фонарик, бинокль, портсигар, рисунки времен войны, листовки тех лет, орденские книжки, благодарности Верховного Главнокомандующего, боевые награды и даже мундир генерал-лейтенанта авиации со звездой Героя Советского Союза, кроме того множество оружия и боеприпасов. Только потом я узнал, что некоторые боеприпасы представляли реальную опасность, и мне пришлось их вывезти на своем «Запорожце» в лес и там зарыть, но года два они были представлены в экспозиции.
Экскурсионный рассказ у экспозиции 1941 года, предваряли, незаметным нажатием кнопки, из сделанного нами репродуктора, стилизованного под репродукторы тех лет, звучал голос Левитана: « Вчера 22 го июня без объявления войны.… Далее звучал первый куплет песни «Священная война»… От всего этого мурашки шли по коже….
Не менее интересен был и послевоенный период. Николай Константинович Чефранов передал свой конспект по «Технологии металлов» 1945 года, конспект поразительный, как по аккуратности, так и по содержанию. В подвале техникума я нашел ведомости успеваемости первых послевоенных лет техникума, и они тоже были представлены в экспозиции. Наши студенты «афганцы», а в те годы многие из них еще учились в техникуме, передали мне много документов, значков, наград, военную форму… Стенд о «Выполнении интернационального долга» смотрится очень солидно. Там, кстати, представлен документ на китайском языке нашего выпускника, который выполнял интернациональный долг в Китае…
В отношении преподавателей я избрал следующий принцип: если человек, работая в техникуме, получил орден или медаль за свой труд, или получил высокое звание, защитил кандидатскую диссертацию, то он был представлен отдельным портретом с краткой о нем информацией. Все остальные преподаватели и сотрудники были представлены в делах: в интересных фотографиях, интересных документах… Анатолий Иванович, видимо, полностью доверяя мне, совершенно не вмешивался в создание композиций.
Однажды, проходя по двору симферопольского краеведческого музея, я обратил внимание на то, что собака, которая ночью охраняет двор, живет в башне от довоенного танка. Я уговорил директора музея подарить нам эту башню, естественно, при условии, что мы изготовим взамен обычную собачью будку. Башня оказалась довольно тяжелой, и мы еле подняли ее на четвертый этаж. Студенты по моей просьбе провели специальное исследование и установили, что это башня с броневика БА-20, которые в 1941 году сражались на Перекопе и в тот же год были сняты с вооружения. Одно было плохо - в башне отсутствовал пулемет. Тогда я пошел к военным, установил, где находятся воинские склады и по специальному письму мне дали документацию на танковые пулеметы. Оказалось, что на БА-20 стоял пулемет Т9-Д (танковый, калибр 9 мм, конструкции Дегтярева). Тогда мы взяли, найденную в лесу винтовку, отрезали по нужной длине ствол и вставили его как пулемет. Башня и сегодня смотрится великолепно.
Наконец, было заполнено «пятно» в главной стене зала. Художник привез картину. Когда ее установили, и я ее увидел, то от разочарования на глазах выступили слезы.
Читатель помнит мой замысел, который я сформулировал художнику в виде заказа: степь, автомобили, в них реальные люди…
С картины на меня смотрели танки, идущие по горам Кавказа.
Говорить с художником было бесполезно: Я вижу это, именно так! - Процедил он сквозь зубы, и, поставив печать на акте выполненных работ, уехал.
Я попытался уговорить Анатолия Ивановича не подписывать акт, но он, человек, житейски более мудрый, и к тому, менее эмоциональный, только махнул рукой.
Несколько лет спустя я узнал, что в аналогичной ситуации оказался директор садоводческого техникума в с. Маленькое Эммануил Абрамович Верновский, который заказал огромную картину с условным названием «Сбор яблок». Он точно так же оплатил заказ, но когда картину открыли, то едва не лишился чувств, «Сбор яблок» осуществлялся с грубейшими нарушениями техники безопасности. Картина эта до сих пор висит у них в фойе, правда, уже колледжа.
Первая экскурсия в музее истории техникума.
Слева направо В.М.Пелих, Т.П.Галкина, Н.К.Чефранов, Е.И.Сартасова, М.Г.Щербакова, Л.П. Пушкова, А.Д.Алпатова, А.И.Захарцев, Н.Е.Гниловская. Е.А.Милейко, В.Д.Зиновьев, А.И.Слепцова, Н.А.Борисова, А.М. Генхель Первый ряд: В.Д.Таран, В.Е.Поляков.
Писатель Рулан Киреев
Заочно я знал этого человека, наверное, всю жизнь. Не всю, конечно, а лишь с пятнадцати лет, когда в автодоpожном техникуме мой учитель по pусскому языку и литеpатуpе Роман Изpаилевич Пpилуцкий, пpочитав мою заметку в стенную газету "Автокадpы", неизвестно в какой связи вспомнил о Руслане Киpееве, котоpый незадолго до меня тоже учился у него, тоже писал в "Автокадpы", печатался в "Кpымском комсомолеце" и даже издал книжку своих басен.
Во время службы в армии я прочитал в журнале "Крокодил" интереснейший фельетон Руслана Киреева о том, как он в Средней Азии нанимался в батраки к тамошним социалистическим баям. Поскольку в тексте, каким - то боком, упоминался Симферополь, то понял - это «наш Руслан Киреев». После окончания службы я поступил на работу в автобусный парк, где подружился с библиотекарем Неллей Карелиной, в те годы молодой и очень красивой женщиной. Увидев мою страсть к книгам, она почему-то тоже стала рассказывать о Руслане Кирееве, который, после окончания техникума работал в этом же парке. Стоит ли удивляться, что с той поры, я внимательно следил за каждой его книгой, и по возможности за каждой статьей.
В одну из своих поездок в Москву я набрался смелости и позвонил Руслану Тимофеевичу домой. Передал привет от Романа Израилевича, сказал, что хочу взять у него интервью для "Крымского комсомольца". После такого "пароля" не пойти со мной "на контакт" он уже не мог.
Мы договорились встретиться у входа в дом Союза писателей. В каждом прохожем, а их было немного, пытаюсь узнать своего знаменитого земляка. Дело в том, что ни его фотографий, ни его самого я никогда не видел. Когда подошел действительно Руслан Киреев, я понял, что представлял его совершенно иным. Был он невысок, на шутливом конкурсе обладателей лысины, который мы однажды поводили в автотехникуме, он бы не занял призового места, но его участие было бы вполне оправданным. Кроме того, он был очень худощав, да и выглядел не очень цветущим. Мы поздоровались, и вошли в здание, где нашим пристанищем сразу же стал небольшой, но довольно уютный буфет.Я частично воспроизведу нашу беседу по сохранившимся записям, делая свои добавления и отступления.
ПОЛЯКОВ - Ваши романы: "Мои люди" "Победитель",
"Апология", "Подготовительная тетрадь", составили
целый цикл так называемых Светопольских хроник. А совсем недавно на книжных
прилавках появилась Ваша новая книга "Прощай, Светополь!" Почему
прощай?
КИРЕЕВ - Когда в своей книге "Продолжение" я впервые поместил
ее героев в южный город Светополь, правда, не обозначенный ни на одной
карте, то и не думал, что жизнь этого городка окажется столь важной в
моем творчестве. Каким-то образом, большинство читателей сразу же поняло,
что речь идет о Симферополе. Тем более что течет там речушка Риглас (Салгир),
есть в повести и Красная Горка, и лестница Любви, и "Черная аптека",
возле которой, герои назначают друг другу свидания, и многое другое, что
не позволяет отрицать, что речь действительно идет о моем родном городе.
Но, вот, что примечательно, пишут об этом мне в основном не жители Симферополя, а те симфеpопольцы, которых судьба по какой-либо причине забросила в Орел, Улан-Удэ или Тургай... Вот они-то полностью отождествили Светополь с городом своей юности. Говорят, что Конан-Дойль несколько раз порывался расстаться со своими героями - прославленным сыщиком с Бейкер-Стрит и его помощником, но каждый раз по требованиям читателей возвращался к ним. Так и я: в журнале "Октябрь" должна скоро появиться новая повесть "Пир в одиночку", героями которой вновь станут светопольцы и на этот раз студенты светопольского автодорожного техникума.
ПОЛЯКОВ - Руслан Тимофеевич, как получилось, что вы, выпускник этого
техникума, стали писателем? Задавая этот вопрос, я вовсе не хочу сказать,
что литература и автотранспорт понятия взаимоисключающие. Писатель Александр
Каневской - выпускник Киевского автодорожного института, Анатолий Рыбаков
- в прошлом начальник автотранспортной службы и ступил на писательскую
стезю своей книгой "Водители". Как все получилось у вас?
КИРЕЕВ - Сегодня, по истечению трех десятков лет, я должен сказать слова
признательности газете "Крымский комсомолец". В 1958 году в
литературной студии при этой газете началось мое становление. Примечательно,
что и сейчас, живя много лет в Москве, я поддерживаю связь с другими бывшими
студийцами "Крымского комсомольца", а сейчас членами Союза писателей
- драматургом Валентином Крыко, поэтами Егором Самченко и Владимиром Ленцовым.
Сначала у меня были басни, собственно с ними я и пришел в Литературный институт, но было это уже после года работы в автобусном парке. Поэтому моя первая повесть "Продолжение" и была посвящена работникам автобусного парка. В героях было нетрудно узнать реальных людей: библиотекаря Неллю Карелину, заместителя управляющего автотрестом Иллариона Семеновича Каповского и многих других людей, которых я до сих пор вспоминаю с большой теплотой.
Если мы заговорили о прообразах светопольских героев, то признаюсь, что в новой повести - "Пир в одиночку" многие выпускники техникума узнают и своего любимого учителя Романа Израилевича Прилуцкого.
ПОЛЯКОВ - Известно, что ваша первая публикация в центральной прессе появилась
с благословения А.Т.Твардовского...
КИРЕЕВ - Действительно, мой первый рассказ "Мать и дочь" был
напечатан в 1965 году в десятом номере "Нового мира", чем я
очень горжусь.
ПОЛЯКОВ - В течение всех этих лет вы были активным сотрудником журнала
"Крокодил", да и сейчас являетесь членом его редакционной коллегии.
До сих пор помню ваш хлесткий фельетон "Бич среди бичей", где
вы, можно сказать, внедрились в первый, пусть самый нижний эшелон зарождающейся
мафии.
КИРЕЕВ - Ну, если принять ваше сравнение, то были потом и более высокие
эшелоны. В 1976 году в фельетоне "Голубая тайна Ишхора" я писал,
и очень не лестно, о разоблаченном ныне главе коррумпированного клана
Ахмаджане Адылове, и это в то время, когда все газеты возносили его до
небес. Впрочем, подобная статья была типичной для "Крокодила"
тех лет. Даже в самые фанфарные времена появлялись статьи о наркомании,
проституции, то есть о том, что считалось нетипичным, нехарактерным, несвойственным
нашему строю.
Полчаса, отведенные писателем на интервью, незаметно превратились в целых три. Может быть от того, что учились мы у одних и тех же педагогов, что трудовую деятельность начинали в одном и том же автобусном парке, что начинали публиковаться в одной и той же газете, беседа давно вышла за рамки обычного интервью.
Спустя годы, когда мир (и отнюдь не только литературный) раскололся на "наших" и "не наших", я с тревогой искал имя Руслана Киреева в сообщениях прессы, но не находил ни по одну из сторон "баррикад". Он не клеймил «дермократов» и не топтал приверженцев коммунистической утопии. Вспомнились оброненные им тогда за чашкой кофе слова: "Я не участвую в подписных компаниях – ни каких!" Уже прощаясь, Руслан Тимофеевич подарил мне специально принесенную книгу и тактично спросил:" Кому подписать? Владимиру Полякову или музею автотpанспоpтного техникума?" Естественно, я попросил сделать автограф в адрес родного для нас обоих техникума, в музее которого книга сейчас и находится.
ГОРЬКОВСКИЙ АВТОЗАВОД
Парк учебных автомобилей техникума устарел очень сильно, а наряды на новые министерство автотранспорта не давало, и тогда Анатолий Иванович, подобно тому, как он это делал, будучи директором автопарка, напрямую вышел на заводы изготовители. Что они там решили, не знаю, но в техникуме было объявлено, что все виды учебных практик теперь будут проходить на Горьковском автозаводе.
Первый десант составлял 120 студентов и четыре преподавателя, естественно, я был среди них. Правда, ехал я не с ребятами, а самостоятельно. Дело в том, что меня пригласили принять участие, в качестве игротехника, в широкомасштабной деловой игре в Камышинском военно-строительном училище, а уже оттуда я поехал в Горький. Поездка на поезде Волгоград – Горький вдоль «Великой русской реки» ошеломила меня тем, что на каждой станции входили и выходили люди, говорящие на самых разных языках. Как я понял, это были: чуваши, мордвины, башкиры, татары… Я, конечно, слышал, что такие народы существуют, но был уверен, что все они уже говорят по-русски.
На вокзале я встретил поезд с симферопольцами, но представитель завода ошеломил сообщением, что мы не нужны и можем уезжать назад. Пока звонили в Симферополь и докладывали ситуацию, то сутки пришлось провести на вокзале. Будущее вырисовывалось весьма туманно, как вдруг меня разыскал представитель завода и сказал, что нас ждут автобусы и можем ехать селиться в общежитие. Я понял, что «переговоры наверху» завершились успешно, но в действительности все было несколько иначе.
Нас привезли к старому пятиэтажному общежитию, вид которого нас озадачил: все окна были разбиты камнями. Ребят расселили на двух первых этажах, преподавателей на третьем. Моим соседом оказался такой же преподаватель из какого-то российского техникума и еще какой-то мужчина, который появлялся только поздно ночью. Преподаватель рассказал о том, что вчера вечером несколько сот местных парней штурмовали общежитие. Накануне произошла небольшая драка, в которой победа была «на стороне гостей» и вот они провели акцию возмездия. Сразу же после этого, все, кто жили на первом и втором этажах, которые были захвачены нападавшими, третий отстоять удалось, уехали даже не получив расчета.
На следующий день нас повели на завод. Главный конвейер, из-за этих боев местного значения, стоял, так как не было рабочих. Ребят распределили по сменам и участкам и работа пошла.
Мои функции заключались в том, что я должен был привести ребят на завод и после «пятиминутки», на которой собирали всех старших групп, мог заниматься своими делами.
Первую неделю я потратил на экскурсии по городу. Я никогда не бывал в российских городах, ну разве, что во Владивостоке, где прошла моя воинская служба. Все было необычно: Волга с не менее огромной Окой, сохранившиеся купеческие дома ХIХ века, нижегородский кремль, крепость…
В музее меня поразило то, как россияне относятся к своей истории. В нашем крымском музее 90 % экспозиции было посвящено революционерам, гражданской и Отечественной войне, а в Горьковском музее больше рассказывали о купцах, промышленниках, врачах и других людях, которые были их земляками. Я невольно подумал, что нашим Абрикосовым, Христофоровым, Эйнем и другим не повезло. Их собратьев в Нижнем Новгороде знают, помнят, чтут, а у нас их имена сознательно преданы забвению.
Удивило и то, что все названия рек, названия старинных городов, типа Арзамас, оказывается, угро-финского происхождения. Славянский компонент появился в этих местах сравнительно недавно. В магазинах было совершенно пусто: ни продуктов, ни промтоваров. Я увидел объявление о том, что в городе проходит научно-практическая конференция «Исторические наименования – память народа». Поскольку год назад я участвовал в аналогичной конференции в Москве, то принял в ней самое деятельное участие. Поскольку все выступающие были из Поволжья, то к выступлению крымчанина отнеслись очень заинтересовано. Все выступающие требовали вернуть исторические названия своих городов: Самары, Нижнего Новгорода и даже какого-то Растяпино, который сейчас назывался Дзержинск.
В ходе конференции запомнился такой эпизод: в зал вбежал профессор Горбаневский. Чувствовалось, что его переполняет какая-то радостная весть, и он не знает с кем ею поделиться. Увидев сидящего неподалеку меня, а мы с ним познакомились еще в Москве, он подошел и радостно сказал: Ельцина избрали председателем Верховного Совета РСФСР! На радостях мы даже обнялись.
Политическая жизнь в Горьком била ключом. Я видел листовки лидера тамошних демократов Бориса Немцова, который пользовался в области огромным авторитетом. Ходили разговоры о том, что Автозаводской район, в котором находился ГАЗ, будет отделяться от города и сам будет городом со своим бюджетом.
Поскольку завод работал в две смены, то вторая смена возвращалась в общежитие где-то к часу ночи. Естественно, шум стоял невообразимый, и спать было невозможно. В конце, концов, я решил эту проблему совершенно уникальным способом. Мне надоело бесцельно болтаться по городу, и я предложил начальнику цеха принять меня на конвейер простым рабочим. Это было гениальное решение, так как и в первую и во все последующие ночи, после восьми часов работы на конвейере я спал как убитый. Однажды, правда, возвратившись после смены, заметил, что двери в общежитии движутся…, движутся со скоростью конвейера!
Работали мы в цехе грузовых автомобилей и буквально из ничего собирали автомобиль, который в конце конвейера заводили и он уезжал своим ходом.
Мой участок находился в самом конце технологической цепочки. Работа моя заключалась в том, что я должен был запрыгнуть на передний буфер автомобиля Газ- 53, в действительности он назывался несколько мудрее, широко расставить ноги, это обязательно, так как между ними сразу же всовывал голову другой рабочий и что-то там закручивал. Я же должен был подключить пять проводков. Сложность была в том, что хотя они все были разного цвета, но крепления были одинаковые, и потому их можно было перепутать. Надо было дождаться, когда из под меня вылезет мой «коллега», только после этого, спрыгивать вниз. Затем все начиналось сначала.
Каждый раз, спрыгивая с автомобиля, я боялся подвернуть ногу, и потому группировался. Слава Богу, все обходилось хорошо. Мастер участка удивился тому, что я ни разу не перепутал проводки. Я объяснил, что придумал стихотворение, в котором каждое слово начиналось с первой буквы нужного цвета. Ну, типа «Каждый охотник желает знать… (красный, оранжевый, желтый, зеленый…). Он удивился такому открытию и попросил записать стихотворение ему для будущих рабочих. Я понял, что нечаянно сделал рацпредложение. Выбрав удобное время, сходил в отдел рационализации и изобретательства, где оформил заявку. Мне выдали удостоверение (оно и сейчас в музее техникума) и 10 рублей. С учетом того, что как мастер, я получал сто рублей, это было совсем не плохо. Как рабочий я получил раза в два больше.
Меня стали бесплатно кормить, стали выдавать продовольственные наборы, в которые входили: пара банок китайской тушенки, рис, и что-то там еще. Все это я тут же отправлял посылками домой.
Однажды, когда конвейер по какой-то причине остановился, а случалось такое довольно часто, один из рабочих, с которым мы устало переговаривались, спросил: «Ты за пшеницу или за яблоки?»
Вопрос меня озадачил. На секунду я даже подумал, что это какой-то пароль. Видя, что я молчу, рабочий философски продолжил: «А, я за пшеницу!».
Легче от этого не стало, но когда рабочий продолжил свой рассказ, я, наконец, понял, о чем идет речь. Оказывается, председатель колхоза вызвал его к себе и предложил два месяца отработать на заводе, за что колхоз получит новый автомобиль, а ему он даст бесплатно какое-то количество пшеницы. Молдаване работали за виноград, кто-то за яблоки. Я вспомнил, что мой сосед по комнате работает за запасные части, для своей «Волги». Сколько заработаешь денег – на эту сумму можешь получить самые дефицитные запчасти. Вот поэтому он и работал уже второй месяц в две смены.
При мне в Горький привезли китайцев и, подобно нам, развели по всем участкам. В первый день они все казались на одно лицо, но вскоре мы привыкли. Это были парни из глубокой провинции. Раньше у меня был стереотип «о трудолюбивых китайцах». Полноте! Могу авторитетно сказать, что есть среди них и лодыри, и совершенно нормальные ребята. По-русски они еще не говорили. Я запомнил, что по-китайски «Ни хау» – здравствуй. «Хау», кажется, – «спасибо». «Лёме» - «гайка». Знал, как будет: «Дай закурить», так как с этой просьбой они обращались чаще всего. В одно из воскресений китайцы устроили между собой страшную драку, в результате которой десяток человек попали в больницы. Из-за этого почти сутки простоял конвейер.
То, что я работал наравне со всеми, позволило мне более осмысленно выслушивать жалобы и нытье студентов. Поскольку они видели, что я тружусь, так же как и они, то прежний истерический тон в разговорах с преподавателями полностью исчез.
Вскоре приехал посмотреть, как идут дела, Анатолий Иванович. В воскресенье я показал ему те достопримечательности Горького, какие успел узнать сам. Ошеломил его тем, что каждый вечер, а во вторую смену, каждую ночь, перед тем как лечь спать, купаюсь в расположенном неподалеку пруду. Весна в Горьком довольно холодная и на моего друга эти купания произвели неизгладимое впечатление.
Анатолий Иванович встретился с ребятами, поблагодарил их за работу, рассказал о том, что благодаря их труду, техникум получит новые учебные автомобили. Наряду с этим он твердо пообещал, что любой, кто уедет с практики без разрешения, будет отчислен, и не помогут никакие ходатаи.
«Моржи» водятся и в автотехникуме.
Период моего пребывания в Горьком подходил к концу. В одно из воскресений на междугородном автобусе я поехал в Арзамас – на родину Гайдара. Когда-то с моими ребятами я был на его могиле, и теперь захотелось побывать в тех местах, где прошло его детство. Речка Теша, о которой я читал в его повести «Школа», оказывается, называется Тёша. Вспомнились строки о том, что, Арзамас утопал в яблоневых садах. Ничего подобного я уже не видел. На полупустом базаре, яблоки у продавцов были, но продавцы эти были явно с Кавказа. Какая-то женщина ошеломила меня радостным криком: «Водку привезли!» и все ринулись в магазин.
Я нашел музей Гайдара, но он был закрыт для приема посетителей. Узнав, что я специально приехал из Симферополя. (Врать, так врать!) Меня пропустили. Сотрудница пожаловалось, что для музея наступили тяжелые времена. Из-за того, что внук Гайдара – Егор стал одним из лидеров демократов, коммунистическое руководство в министерстве культуры перекрыло музею «кислород». Об Аркадии Гайдаре появилась серия грязных статей. Было обидно, что пишут их те же самые писатели, которые до сих пор воспевали Гайдара и делали на нем себе имя. Я узнал, что по матери Гайдар был в родстве с Лермонтовым. Уезжая из города, зашел в храм, что стоял на высоком берегу Тёши. Речка и заливные луга были далеко внизу. В церкви одновременно проходило два венчания. Меня это удивило, так как в Симферополе венчания были редкостью. Я стоял в храме и думал о том, что где-то здесь также стоял и молился Аркадий Голиков, которому было суждено стать великим детским писателем.
Поскольку впечатления обо всем виденном в Горьком «распирали» меня, то я не утерпел и перед самым отъездом написал статью, которую занес в автозаводскую газету. Девушки из заводской библиотеки, с которыми, я, естественно, успел подружиться, прислали мне и уже опубликованную статью, и, что я совсем не ожидал, официальный на нее ответ. При работе над этим материалом я нашел их в своем архиве, перечитал и поразился тому, как несовершенна память. Многое из того, что в ней написано, я уже забыл.
Не так давно я встретил одного своего студента, с которым вместе работали на заводе. Сейчас он водитель троллейбуса. Мы вспоминали Горький. Он рассказал о том, что за период работы на заводе заработал крупную сумму денег, что позволило ему спокойно закончить техникум. Он напомнил, как я водил ребят на экскурсию по городу, как устраивал какие-то соревнования и даже с ценными призами. Я же об этом забыл совершенно. Вероятно, все это для меня так обыденно, что совершенно стерлось из памяти, а вот ему все это запомнились.
В Симферополе политическая жизнь тоже забила ключом. Появился «Клуб избирателей», который сразу задекларировал себя как альтернатива КПСС. В самой КПСС возникла «Демократическая платформа», которая объединяла крымских сторонников Ельцина. Я, несколько упрощая проблему, но, если говорить правду, Борис Николаевич в ту пору был нашим вождем, даже не лидером, а именно вождем. От автотранспортного техникума на собрания «Демплатформы» ходили два преподавателя: Слава Яковлев – учитель истории и я. Затем возник «Мемориал», который стал рассказывать о сталинских репрессиях. Как-то незаметно я стал одним из его лидеров. Мы проводили показ и обсуждения фильмов на эту тему. Впервые я был ведущим подобного мероприятия во дворце Профсоюзов, где мы показали фильм о Соловецком концентрационном лагере.
Шествие симферопольского «Мемориала». У каждого участника в руках зажженная
свеча.
На первых демократических выборах я и Слава Яковлев стали депутатами городского Совета. Надо сказать, что явных коммунистических ортодоксов в горсовете было не так и много. Никогда нельзя было предсказать, кто как будет голосовать. Многое зависело от удачной аргументации того или иного выступающего.
В период самого зарождения демократии, умение выступить, яркая образная речь, еще играли большую роль. Как-то незаметно, в результате «естественного отбора» выкристализовывались лидеры от разных групп, к мнению которых прислушивались люди. Я всегда с огромным интересом слушал выступления Адольфа Абрамовича Иоффе. Формально он выражал взгляды директорского корпуса, который был представлен в Совете огромным числом депутатов и от того, к кому они примкнут: к коммунистам или к нам демократам и зависел исход голосования. Мои выступления встречали очень заинтересовано. Со временем, я стал одним из лидеров демократов в городском совете. Возглавлял депутатскую комиссию по транспорту и связи, что делало меня членом президиума.
«Мемориал»
В техникуме политическая жизнь тоже бурлила. В ходе одного партсобрания, даже не пойму почему, все наши коммунисты стали говорить о том, что хватит платить партвзносы и по предложению Эдуарда Ивановича Кубика предложили перечислить все деньги на счет какого-нибудь детского дома.
Я не стал выступать ни за, ни против, а только спросил: «Понимают ли они насколько – это серьезно, так как, перефразируя Маркса, «Партия простит нападки на девять десятых своих устоев, но не простит покушения даже на одну десятую своего финансового могущества». Все дружно сказали, что понимают, и решение было принято, чуть ли не единогласно.
Как я и предвидел, уже на следующий день в техникуме был второй секретарь Киевского райкома партии Федосеев. Каждого коммуниста по одному приглашали в кабинет директора, где с ними о чем-то говорили. Когда вызвали меня, то я сразу сказал, что мой выбор был осмысленный и менять свое решение не буду. Вновь было партсобрание. Федосеев говорил довольно интересно. Мне понравилось его вступление о том, что в России есть два вечных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Переголосовали финансовый вопрос. Все, кроме меня были за то, что прежнее решение надо отменить.
В составе делегации «Мемориала» я был на учредительном съезде в Киеве, где познакомился со многими интересными людьми, которые впоследствии стали политической элитой страны.
Поскольку, все заседания в Киеве проходили на украинском языке, то каждый раз, когда кто-либо из выступавших говорил: «Крым того» (кроме того), я вздрагивал и переспрашивал: «Что он сказал про Крым?».
Однажды, в ходе съезда партии Демократического возрождения Украины (ПДВУ) Председательствовавший на заседании Александр Емец, видя поднятую мою руку, спросил: «Вы наполягаете?». Я не понял, что он говорит и растерялся. Емец повторил еще раз и… безнадежно махнул рукой.
Так случилось, что в тот вечер я пошел в театр и там с ним встретился. Он, прокурор Украины Шишкин были с женами и сидели рядом со мной. Емец узнал меня, мы поздоровались, перекинулись несколькими фразами, но когда в антракт они пошли в буфет, я с ними не пошел, постеснялся. Все это имело продолжение на следующий день. Когда заседание закончилось, то Емец, обращаясь как бы ко всем, сказал, что у него есть билет в театр, который он может отдать кому-либо из желающих. Тут же добавил: У нас крымчане - театралы и вручил билет мне. Никто не возражал. Вручая пригласительный Александр Емец, как-то многозначительно подмигнул мне. Оказалось, что это приглашение на Первый конкурс «Мисс Украина». Вечером я поехал по указанному адресу. Посадили меня в ВИП-ложу рядом с другими министрами, так как Емец был в ту пору министр по делам миграции и чего-то там еще. Конкурс мне совершенно не понравился. Было скучно. Впоследствии, когда я сам стал организовывать и проводить конкурс «Мисс Украинка», то пошел совсем другим путем – это была смесь КВН, «А ну-ка девушки» и конкурса красоты.
После выхода Б.Н.Ельцина из партии я принял решение, что дальше в ней находится аморально, так как было очевидно, что КПСС себя изжила и меньше всего ее лидеры думают о стране, о благе людей. Я написал пространное заявление листа на три и сдал секретарю партбюро Сереже Подлипенскому. На следующий день он сообщил, что если я хочу сам выйти из партии, то должен уплатить партвзносы за последние месяцы, а иначе меня просто исключат за неуплату. На партийном собрании слушали последовательно три заявления о выходе из партии. Анатолия Семеновича Макарова, у которого, когда-то репрессировали отца – старого большевика, участника Гражданской войны, и потому «пепел Клаасса стучал в его сердце». Николая Ивановича Темного, чья семья была из коренных симферопольцев, и в свое время, насколько я знал по своим архивным изысканиям, была лишена избирательных прав из-за того, что в годы НЭПа его дед пытался организовать какое-то производство. Все наши коллеги старались не смотреть нам в глаза и не прозвучало ни слова осуждения.
О выходе из партии я рассказал жене, которая безоговорочно меня поддержала, а вот родителям решили не говорить, чтобы не травмировать отца. Невольно вспоминается пословица, что «Шило в мешке не утаишь». Читая «Крымскую правду», отец увидел статью, в которой шельмовались отщепенцы, предавшие партию в трудную минуту. Среди них был упомянут и преподаватель автотранспортного техникума Владимир Поляков. Как рассказывала потом мама, отец буквально «рвал и метал». На счастье, статью он прочитал во вторник, а в Марьино мы приходили всей семьей с ночевкой по субботам. К нашей встрече отец уже несколько остыл. Я понял, что он боится за меня. В его жизни уже был реальный «тридцать седьмой год», когда в течение одной недели был арестован весь командный состав их авиационной бригады. Добрый десяток старших командиров был обвинен в попытке убийства Ворошилова, которого они и в глаза не видели. Было в его жизни и такое, когда его друзей сажали за неосторожное письмо, за анекдот, за то, что скрыл непролетарское происхождение. Уже потом я узнал, что в этом вопросе у отца не все было благополучно. В многочисленных анкетах он кандидат в члены ВКП (б) с 1931 года, командир ВВС с 1932 года всегда писал о родителя так: отец – механик телеграфа, мать – учительница. Все это было истинной правдой за исключением того, что по линии матери один его прадед по фамилии Крым был городским головой Феодосии, другой по фамилии Туршу – городским головой Евпатории.
Через несколько дней после этих событий Захарцев пригласил меня к себе и рассказал, что у него были сотрудники КГБ. Что он дал на меня самые лучшие характеристики, но все это очень тревожно и попросил меня быть осторожней.
Я же настолько глубоко глотнул свежего воздуха, что возвращать в эту затхлую атмосферу «всеобщего одобрямса, или осуждамса» уже не мог, и был готов разделить судьбу тех диссидентов, которые прошли лагеря и тюрьмы советского режима. Это был мой осознанный выбор.
19 августа 1991 года в Москве начался путч. ГКЧП. По иронии судьбы 17 августа я вернулся из Москвы, где встречался с московскими депутатами – демократами. Задержись я еще на три дня, то обязательно был бы среди защитников «Белого дома».
Мы крымские демократы провели тайное заседание, решая, что делать и как себя вести. Приняли решение гласно заявить о нашей не поддержке ГКЧП и солидарности с защитниками «Белого дома». Со слов Рефата Чубарова я понял, что в Меджлисе рассматривают возможность перехода на нелегальное положение и создание параллельных структур управления, на случай арестов.
Уже после того, как ГКЧП провалилось, мне рассказали, что в управлении КГБ по Крыму был список лиц, подлежащих аресту в первую очередь. Среди них была и моя фамилия. Я это понимал и потому, рукопись уже готовой книги «Улицы Симферополя», опасаясь ареста и ее изъятия, жена надежно спрятала. После ареста ГКЧПистов на внеочередной сессии горсовета, которая провозгласила переход всей власти от КПСС – к местным советам, я делал главный доклад, так как руководство горсовета еще не могло поверить, что именно они теперь у власти и по-прежнему выжидало.
Мы «потерпели» победу. Я сознательно взял такое парадоксальное сочетание. В депутатском корпусе в тот период происходило, что-то странное. Вчерашние демократы становились владельцами всяких «Крыммаркетов», фирм, ЧП и голосовали вместе с вчерашними коммунистами, которые также стали владельцам фирм, ЧП, ООО… Про директорский корпус и говорить не приходилось. «Прихватизация» обрела масштабы всеобщего бедствия.
Совершенно неожиданно мы «разбрелись и по национальным квартирам». Часть депутатов ушли в про-российские структуры, которые вдруг стали щедро финансироваться. Я оказался среди про-украинских. Вероятно, этот выбор требует пояснения. Юрий Мешков, Валерий Межак, Вадим Мордашов, Слава Королев всё это мои ближайшие единомышленники той поры. Мы все начинали в «Мемориале» и «Демплатформе». Почему же я оказался не с ними? Я анализировал этот момент. На самом первом заседании Юра Мешков обронил о том, что в Русское общество надо принимать только «чисто русских». С одной стороны это попахивало фашизмом, а с другой я никогда не скрывал, что моя бабушка - караимка. Кроме того с первых шагов в его выступлениях звучала татарофобия – ненависть к крымским татарам, что для меня было совершенно неприемлемо. Ну, и как автомобилист я понимал, что самостоятельный Крым – это утопия. Все грузы, что мы перевозили – это ввоз в Крым и очень мало – вывоз.Среди депутатов городского Совета было много директоров школ, с которыми я подружился. Запомнился Борис Бирюлев, милый, тактичный человек, который увлеченно рассказывал мне о школе, о детях... именно под его влиянием я принял решение уйти в школу. Тогдашний городской голова, или как он тогда назывался председатель городского совета, Валерий Ермак пошел мне на встречу и в 1995 году я стал директором школы.
ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ.
Один русский поэт, как-то написал « Большое видится на расстоянии». Так же и я, оказавшись вне техникума, «на расстоянии» неожиданно для себя увидел его совсем другими глазами.
Все в истории повторяется! В 1930 году автодорожный техникум был своеобразным комплексом, в котором был техникум, который готовил высококвалифицированных по тому времени автомехаников и профтехшкола, которая поставляла мотористов, автослесарей, водителей. Существовавшие при техникуме мастерские на хозрасчетной основе осуществляли ремонта автомобильной и сельскохозяйственной техники. Как я понимаю сейчас, все это были затухающие отголоски Новой Экономической Политики, когда предприятиям была предоставлена определенная экономическая свобода и инициативные руководители чутко реагировали на спрос. Постепенно все это выхолащивалось, жестко регламентировалось и каждое отступление от того или иногда нормативного акта считалось серьезным государственным преступлением. Зарабатывать деньги была нельзя, да и бессмысленно, так все равно все забирало государство. К концу ХХ века ситуация на постсоветском пространстве вновь изменилась, призрак НЭПа вновь замаячил в системе высшего, среднего специального и даже среднего образования.
И вот тут опять наступило время инициативных, если хотите, даже рисковых руководителей, обладающих предпринимательской жилкой. Настало время, когда те учебные заведения, директора которых «открыв рот» ждали, когда государство положит им туда «червячка» или чего-нибудь еще в виде фонда заработной платы, средств на приобретение мебели, оборудования или оплатит за коммунальные платежи канули безвозвратно. Если раньше все автотранспортные техникумы были составной частью министерства автомобильного транспорта, которое финансировало подготовку кадров в свою отрасль, то с развалом административно командной системы управления оно тут же утратило свое влияние на автопредприятия, которые стали частной или коллективной собственностью. От подготовки кадров отказались и на какой-то период все техникумы Украины оказались как бы без хозяина.
Это был страшный момент. Дело в том, что каждое учебное заведение это территория, здания, оборудование… Всё это имеет цену и порой огромную. Вильнюсский технологический техникум, с которым мы дружили многие годы, в этих условиях пал одним из самых первых. Его погубило то, что его здание находилось в центре Вильнюсе на самой главной улице. Здание забрали, техникум закрыли. Чтобы предотвратить грядущий беспредел, было принято решение переподчинить все техникумы министерству высшего образования, которое напрямую взяло под свою опеку и средние специальные учебные заведения.
Так, симферопольский автотранспортный техникум оказался вне досягаемости местных властей (санэпидемстанция, пожарные, котлонадзор – не в счет), но ни райисполком, ни горисполком, ни Верховная Рада не имели никаких рычагов воздействия на то, что происходит в техникуме.
Как я завидую в этом Анатолию Ивановичу. По сравнению с ним директор общеобразовательной школы – это «холоп», который слепо подчиняется и своему «барину» - гороно, и своему «кормильцу» - райисполкому. Должен угодить городским властям, потому что с «барского стола» нет, нет, да что-нибудь и обломится. Он не должен ссориться с министерство образования и науки АРК, которое хоть ничем и не помогает, но «укусить» может.
Когда-то главный герой кинокартины «Волга-Волга» произнес сакраментальную фразу: «Спасайся, кто может!». Под этим девизом в конце ХХ века оказались на постсоветском пространстве все средние специальные учебные заведения. Конечно, у всех были разные стартовые возможности, разная степень риска.
Я высказываю свое искреннее восхищение директору симферопольского медицинского училища, которое, на беду, оказалось в самом центре Симферополя. Кто только не хотел «прихватизировать» это старейшее в Крыму здание.
Автотранспортному техникуму было немного полегче: городская окраина, проспект Победы. Правда, очень большая территория, на которую сразу же нашлось ох, как много желающих. Самым главным, в тех условиях, было не дать формального повода для объявления себя банкротом, а это значит регулярно и своевременно за все платить: за свет, за воду, за тепло, всевозможные налоги… Платить тогда, когда денег нет даже на зарплату людям.
Где же взять деньги, если государство не дает совсем, или, почти не дает! Первый источник возможных поступлений – это аренда помещений, аренда территории. Путь на первый взгляд эффектный, но и чреватый. Очень скоро назревает «эффект кукушки», когда она захватывает чужое гнездо, осознавая себя в нем хозяйкой. Прошел техникум и через эти отношения, лавируя и уклоняясь от ударов, получая пробоины, но, тем не менее, оставаясь на плаву.
Разрешили коммерческий набор студентов. Сами подсчитали во сколько обходится обучение, разбили по годам, заключили договор, но прошел год и инфляция сделала обучение убыточным! Поднять плату, то есть изменить условия договора техникум уже не в состоянии – не имеет права. Я бы мог перечислять и перечислять все обрушившиеся на техникум невзгоды, но их количество уже не играет никакой роли.
Убежден, что если бы во главе техникума не стоял практик, человек, который руководил предприятиям, работавшим в условиях реального хозрасчета, а не чиновник, привыкший все получать в готовом виде, САТТ бы не выжил!
В то время, как все другие учебные заведения уменьшали прием в автотранспортном стали предлагать новые, образовательные услуги. Я уже писал, что новое – это хорошо забытое старое. Увидев, что значительное число абитуриентов, которые не прошли по конкурсу в техникум, расходятся по менее востребованным учебным заведениям, представители которых, как коршуны висели возле приемной комиссии САТТ и набрасывались на каждого такого неудачника, чтоб забрать его в свой техникум. Тут Анатолий Иванович, в точности, как «Кот Матроскин» из легендарного мультфильма о Простокашино, наблюдая эту картину, недовольно ворчал себе под нос: «Не по-хозяяйски». Эти люди пришли к нему в техникум, а он вот так, за здорово живешь, отдавать их в чужие руки?! Тогда родилась идея, оставлять всех не прошедших через конкурсное сито в техникуме, и готовить их по рабочим специальностям: автослесарь, водитель…
Запустили свои щупальцы и в общеобразовательные школы, переманивая к себе семиклассников и восьмиклассников. Для них создали технический лицей, обучаясь в котором, ученик по достижению определенного возраста автоматически становится студентом техникума. Вероятно, следующим шагом будет создание при техникуме начальной школы для будущих автомобилистов, детского сада с автомобильным уклоном и даже палаты для рожениц. Шучу, конечно, но в каждой шутке есть доля истины.
Мы рассмотрели левый спектр проблемы, но есть и правый – высшее образование. И вот тут, я хочу снять перед Анатолием Ивановичем шляпу. Уже в зрелом возрасте он осознал, что если он, как директор техникума, хочет чувствовать себя достаточно комфортно, то должен, как минимум, защитить кандидатскую диссертацию. Что это за труд я знаю не понаслышку, так как, сам в 2004 году, будучи директором школы, защитил кандидатскую диссертацию по истории. Анатолий Иванович на несколько лет раньше меня защитил кандидатскую диссертацию по экономике.
Когда он, как кандидат экономических наук, директор техникума обратился к руководству Харьковского автомобильного университета с предложением открыть при техникуме заочный факультет, то это был разговор равных. Анатолий Иванович стал и первым деканом этого факультета. Впоследствии, он передал его выпускнику нашего техникума, тоже кандидату, но уже технических наук Сергею Трифонцову. Таким образом спектр услуг, которые оказывает техникум, расширился как влево в сторону понижения статуса, так и в право, в сторону его увеличения…
Изменился техникум и внешне. Нет, в данном случае, я имею ввиду не стены, а людей. Внимательный читатель, наверное, обратил внимание на то, что я выделил среди своих студентов Игоря Трунденко, который единственный пришел в техникум в галстуке.Сегодня в автотранспортном техникуме существует «дресс-контроль», если студент пришел одетый не по оговоренной форме, его не допустят к занятиям.
Однажды, я был нечаянным свидетелем такого эпизода. По каким-то своим делам я был в кабинете Анатолия Иванович, когда заведующий отделением привел заплаканную маму и ее сына-студента. Парня отчисляли из техникума за то, что он отказывался приходить в техникум в галстуке.
Анатолий Иванович спокойно напомнил о том, что при поступлении в техникум абитуриент, уж не помню, какую он назвал фамилию, обязался со своей стороны выполнять целый ряд условий, среди которых было оговорено и обязательное ношение галстука. Если он расторгает этот договор, то техникум в свою очередь, вынужден его тоже расторгнуть и студента отчислить.
Я не знаю, чем закончился этот разговор, но убежден в одном: парень понял, что с ним не шутят. Какое он принял решение: уйти из техникума или подчиниться требованиям «дресс-кода» я не знаю. Думаю, что опыт автотранспортного техникума в этом вопросе следовало бы перенять едва ли не всем ВУЗа нашего полуострова, где большинство студентов и особенно девушек, ну, как бы это помягче сказать, приходят на занятия, ну почти одетыми.
Вот уже более десятка лет Анатолий Иванович председатель совета директоров средних специальных учебных заведений Крыма и, как следствие, член коллегии министерства, член Экспертного совета и прочая, прочая. Когда-то эту же должность занимал и Георгий Кириллович Заикин. Но если сравнить ее значение в советский период и сейчас – это день и ночь. Сегодня, директору какого-нибудь техникума в Советском или в Ялте, который подчиняется напрямую Киеву, и с которым там и говорить никто не будет, ничего не остается, как обращаться к председателю Совета директоров и попробовать грузить его своими проблемами.
Наряду с этим, Захарцев, вот уж действительно, никуда не уйдешь от роли личности в истории, не может быть «свадебным генералом» - он генерал настоящий!
Совет директоров, вместе с обкомом профсоюзов педагогических работников стал проводить конкурсы художественной самодеятельности всех техникумов Крыма. Техникумовский, хор, танцевальный ансамбль, певцы-вокалисты сразу стали востребованы и любимы. Однажды, Анатолий Иванович разбудил меня утром телефонным звонком: Немедленно включи телевизор. Там, в караоке на Майдане, поет студент нашего техникума! Он был счастлив, его распирало от гордости. Когда парень, подзабыл его фамилию, сказал на всю Украину, что он студент симферопольского автотранспортного техникума, я искренне порадовался за своего друга, за свой техникум.
Однажды Анатолий Иванович, предложил мне съездить с ним в Харьковскую Академию Автомобильного транспорта. Нас приглашали на какой-то праздник. Уже в Харькове я узнал, что это - слет отличников. Десяти самым лучшим студентам предоставили право пригласить на этот праздник родителей, директора школы, в данном случае техникума, и любимого учителя. Оказалось, что студент Сережа Сенечак, в качестве любимого учителя пригласил меня.
Уже на следующий год в САТТ прошел слет отличников, на который были приглашены десять директоров школ Крыма.
Рынок, даже образовательных услуг, это сочетание двух факторов: спроса и предложения. Уже нет ни в Крыму, ни в Украине крупных автотранспортных предприятий, но зато появилась целая сеть мелких авторемонтных мастерских. Кто будет поставлять им кадры? Сегодня персональный компьютер, о котором двадцать лет назад мы не могли и мечтать, стал неизменным атрибутом едва ли ни в каждой семье. Кто будет их чинить? И вот в техникуме открывается специальность, которая готовит специалистов именно в этой отрасли.
Работа каждого учебного заведения – это айсберг. На поверхности директор, антураж, а все остальное скрыто от глаз. Всю основную организаторскую работу выполняют завуч, заведующие отделениями.
Довоенная история сохранила имя только одного завуча техникума Георгия Кирилловича Бузинова. который пронес свой крест и в послевоенный период. При Георгие Кирилловиче Заикине завучи менялись довольно часто. Я не собираюсь анализировать причину этого явления. Отмечу лишь, что при А.И. Захарцеве, за двадцать лет эту должность занимали только три человека.
Георгий Акимович Кулиш достался ему, как бы, по наследству. Это был самый трудный в жизни молодого директора техникума период. Все вновь, все приходится постигать с нуля. Природный здравый смысл подсказывал, что пока не придет собственное понимание того, что есть «добро и зло» оставаться консерватором.
Прошли годы и, когда этап «ученичества» закончился, на смену Г.А.Кулишу – человеку спокойному, флегматичному, порядочному, консервативному пришел новый завуч - завуч «перемен».
Наталья Федорова счастливо сочетала в себе опыт производственника, она много лет проработала в службе эксплуатации автобусного парка, и опыт преподавателя, кстати, моих родных «Пассажирских автомобильных перевозок». У каждого времени свои песни. Когда Захарцев созрел до понимания того, что он хочет изменить, ему понадобился новый помощник, который был бы в состоянии осуществлять эти идеи, претворять их в жизнь. Наталья Федорова стала именно таким человеком. При наличии такого тендема в техникуме все завертелось. За глаза нового завуча называли «Железная леди».
У каждой медали есть своя оборотная сторона. Как-то, так повелось, что идеальная модель управления предусматривает формальное разделение ролей на «доброго и «злого» руководителя.
У меня в школе эти функции были негласно поделены следующим образом: мои завучи Людмила Лазаревна и Елена Ивановна – «злы и требовательны»; директор – чуток и внимателен. Иногда, в зависимости от ситуации, мы сознательно меняемся ролями.
Анатолию Ивановичу в силу его врожденной харизмы. более присуща «роль строгого директора». При Г.А. Кулиш – этот вариант себя оправдывал целиком, но при Федоровой, баланс нарушился и преподаватели в техникуме, что называется, взвыли. К этому времени уже были осуществлены основные реформы, «мавр сделал свое дело», техникуму была нужна стабильность, и тогда появился новый завуч Николай Иванович Гребнев. Это был человек проработавший в техникуме едва ли не всю жизнь, правда, был небольшой период, когда он, инженер-электрик, хаживал по морям и океанам.
Человек чрезвычайно спокойный, флегматичный, рассудительный, действующий основательно и по принципу: семь раз отмерь… Он моментально восстановил нарушившийся баланс сил и стал Анатолию Ивановичу прекрасным помощником. Открою маленький секрет управления, которым руководствуюсь сам и который, как я понял, исповедует и Анатолий Иванович: «Если доверяешь – доверяй полностью». В данном случае я имею в виду делегирование полномочий. Завуч - полновластный хозяин в учительской, он, и только он хозяин расписания. Что сказал завуч, не может отменить даже директор (умный директор). При таком раскладе функциональных обязанностей директор высвобождает себя для того, чтобы работать над самым главным – над перспективой.
Несколько слов мне бы хотелось сказать о такой должности, как заведующий отделением. Когда я учился сам, ее не было и ли, вернее, она появилась в последний год моей учебы в 1965 году. Затем заведующие отделениями появились соответственно на ремонтном и эксплуатационном отделениях. С одной стороны они напрямую руководили классными руководителями, с другой - непосредственно контактировали с учащимися. Заведующие отделениями были разные и хорошие и не очень, число людей занимавших эти должности, вероятно, перевалило за десяток. Мне же хочется рассказать об одном Викторе Андреевиче Кондрашкине. Выпускник техникума, если не ошибаюсь, его классным руководителем была Наталья Андреевна Заикина, он пришел в техникум в году 1970 и с тех пор неизменно возглавляет эксплуатационное отделения. Никогда бы не назвал его человеком мягким, но порядочным, добросовестным, объективным – да!
Когда меня пригласили на слет отличников, и в качестве почетного гостя я вручал, какие-то подарки, то был приятно удивлен тем, что одна из отличниц – была внучка Виктора Андреевича. Удивлен не тем, что отличница, а тем, что внучка. Как летит время!
Династии, именно династии! Не ошибусь, если скажу, что именно они главная реликвия нашего техникума. Когда-то я мечтал о том, что в уставе техникума появится такая запись: абитуриент, приложивший к заявлению дипломы об окончании Симферопольского автотранспортного техникума своего деда (бабушки), отца (матери) - принимается без экзаменов. Именно поэтому мне видится техникум с не безликими аудиториями, а именными: «кафедра филологических дисциплин имени Романа Израилевича Прилуцкого»; кабинет физики имени «Альберта… нет, не Энштейна, а Альберта Ширинбековича Шихаева! В нашем техникуме это более уместно.
Как-то я задал Захарцеву вопрос, о том, почему техникум не поменял статус и подобно абсолютному большинству аналогичных учебных заведений не превратился в колледж.
Ответ был неоднозначный. Чувствовалось, что Анатолий Иванович и сам достаточно много и серьезно думал и думает над этим. Давайте попробуем рассуждать вместе. «Колледж» - слово новое, модное, но, приемлемое для тех, кто не имеет своей истории. Симферопольский автотранспортный техникум – который «разменял» уже три четверти века - это товарный знак, если хотите – имя собственное.
В свое время я проводил специальное исследование, целью которого было выявить, откуда абитуриент узнал о нашем техникуме и почему выбрал именно его. Оказалось, что подавляющее большинство ребят и даже девчонок в чем-то повторили мою судьбу: в нем учились их родители, дяди, старшие братья. Вот она - непрерывающаяся связь времен. Десятилетиями формирующийся позитивный имидж. Репутация, которая была завоевана несколькими поколениями преподавателей и студентов.
Вполне возможно, что даже в самом скором времени, каким-нибудь очередным указом министра все техникумы вдруг превратятся в колледжи, коллегиумы или даже институты. Что делать! «Против лома - нет приема». Но мне кажется, что даже в таком случае, наш техникум должен будет именоваться таким образом: колледж «Симферопольский автотранспортный техникум», ибо не должна прерываться связующая нить времен.
|
|||
| Автор сайта: Белов Александр Владимирович http://belov.mirmk.ru |
