Письмо девятое:
ПУЛЕМЕТ
Это было в 1938 году. К нашему дому подкатил черный
блестящий легковой автомобиль. Из него вышли двое в штатском, спросили
отца, велели ему одеться в лучшее и немедля ехать с ними. Куда и
насколько — неизвестно, хотя по всему чувствовалось, что неблизко
и надолго. Тем более что повсюду арестовывали людей как "врагов
народа". На вопрос, брать ли еду, люди в штатском ответили:
нет, не надо, еда есть (в чем мы с братом убедились, увидев на миг
в полуоткрытую дверцу ЗИСа, когда прощались с отцом, коробки с консервами,
яблоками, колбасу). Всем нам настрого приказано было молчать, и
"ЗИС-104" в мгновение ока исчез.
Мать рыдала, заходясь в истериках. Через день-другой
к нам стали осторожно наведываться соседи (вся улица видела — из-за
оконных штор, из щелей в калитках, как увозили отца) и советовать
матери не убиваться так горько: это мол никак не походит на "обычную",
известную уже всем горожанам, процедуру ареста. Арестовывали тихо
— больше ночью дома или на службе, вызвав "к директору".
Но всегда незаметно, и уж во всяком разе без яблок и колбасы.
Через десяток дней отец вернулся целым и невредимым.
И вот что он рассказал. Оказывается, его вызывал лично сам нарком
внутренних дел Ежов по поводу изобретенного отцом… пулемета.
Суть изобретения заключалась в следующем. Быстро
вращающийся барабан с выемками должен был захватывать ими металлические
шарики из бункера и посылать их в ствол с огромной скоростью, обсуловленной
центробежной силой вращающегося ямчатого барабана. Шарики могли
лететь, по желанию пулеметчика, либо с интервалами, либо почти сплошной
металлической струей. Однако испытать модель пулемета в отцовской
мастерской (по моим понятиям, высокооснащенной) не было технической
возможности, и он предоставил заниматься этим соответствующим учреждениям,
предусмотрительно послав копию своей заявки на изобретение (они
подавались тогда в Комитет по изобретательству при СТО — Совете
труда и обороны) еще и в НКВД (отец делал так всегда со своими многочисленными
заявками — полная гарантия того, что он не "враг народа";
я, кстати, перенял опыт отца и нередко посылал копии своих просьб,
жалоб, предложений, кроме основного адресата, еще и в обком КПСС,
что нередко очень помогало, а иногда и наоборот; об этом — как-нибудь
после).
Отца, оказывается, увезли на вокзал, посадили в
купейный мягкий вагон, и он, вместе со своими провожатыми, вскоре
оказался в приемной у Ежова. Но из-за войны в Монголии (у озера
Хасан) нарком был сверхзанят, и отца продержали в его приемной два
дня.
За это время эксперты разобрались, что пулемет
Гребенникова работать не будет: ямки не успеют захватить шарики
при бешеном вращении барабана, который и сам не вынесет такой скорости
(разлетится от центробежной силы), а медленнее — не годится, ибо
"пули" улетят тогда лишь на несколько метров.
…Обратный путь отец проделал тоже на курьерском
поезде за казенный счет — исключая, конечно, колбасу и прочее.
Заявок на "военные" изобретения у отца
было несколько: что-то "морское" (еще до революции: помню
вежливый отказ какого-то императорского ведомства на гербовой бумаге),
"реактивный паровоз" (пар выпускать не в цилиндр, а просто
назад — в выдаче свидетельства отказали в 30-е годы) и еще что-то;
однако одно изобретение этого "жанра" было-таки признано,
а именно арбалет некоей хитрой конструкции (арбалетом называлось
старинное оружие из стального тугого лука на деревянном ложе; стреляло
короткими стрелами). Копию этого свидетельства 1931 года привожу
здесь: не правда ли, по-своему занятен "научно-технический
слог" той эпохи? А чего стоит отцовское "скромное":
"…взамен дальнобойных винтовок"! И еще погляди на чертеж,
выполненный рукою Степана Ивановича: чертил и конструировал он отменно.
Недалеко от этой "военной" серии изобретений
были его "вечные двигатели" — перпетуум мобиле. Их у него
было много конструкций, все они были выполнены в материале, блестели
какими-то шариками, рычагами, ползунками, гирьками, и непременно
должны были работать; к сожалению, для этого не хватало чуть-чуть
"чего-то", и поэтому движение их после запуска замедлялось
и, увы, прекращалось. Поэтому у отца рождалась новая, еще более
совершенная, а значит и более сложная, конструкция, действующую
модель которой он выполнял с завидным упорством и тщанием; результат
был прежним…
В числе изобретений отца были и пишущие машинки
(свидетельство № 49739 1934 года), и станки для насечки напильников.
Дело в том, что когда-то он побывал в таком цеху, где огромной силы
грохот приводил к тому, что рабочие теряли слух — вот тогда у отца
родилась идея бесшумного, станка для насекания напильников, в котором
зубило не ударяло бы в заготовку, а вдавливалось бы в нее.
Модель первой конструкции такого рода станка оказалась
в работе настолько хорошей и надежной, что отец решил было устроить
домашнее производство напильников. Однако во флигеле, где размещалась
его мастерская, было лишь три комнаты, а слесарные напильники потребовали
бы кузнечного, прокатного, закалочного цехов, не считая главного
— насекального. Отличный выход из положения подсказала маникюрша,
принесшая отцу "как-нибудь заточить" затупившийся напильничек
для ногтей.
Через короткое время в самой большой комнате флигеля
появился старинный дизель, работающий на керосине, у которого забавно
качались и прыгали начищенные бронзовые и стальные детали; выхлопные
газы уходили в железную трубу, проведенную через стену и крышу,
а от большого маховика шел широкий ремень вверх к потолку.
Там, в высоте, по диагонали помещения цеха, в больших
подшипниках, вделанных в стену, вращалась длинная толстая ось, на
которую были насажены шкивы различного диаметра, а от них вниз,
в разные стороны, шли приводные ремни, вращавшие различные станки,
сделанные отцом тоже собственноручно. Я нисколько не ошибусь и не
перехвалю отца, сказав, что несмотря на все его недостатки, Степан
Иванович Гребенников был обладателем золотых рук Мастера с большой
буквы.
Станки эти я опишу тебе потом, а сейчас скажу вот
что: я научился у отца не только мастерить многое из металла, дерева,
стекла и прочего, но и самозабвенно любить Труд. Не подневольный,
рабский, а творческий полезный Труд, без которого, как я твердо
убежден, наши обезьяноподобные предки никогда не стали бы людьми.
Нормально развитому и правильно воспитанному человеку
обязательно должно хотеться что-то делать руками, притом постоянно,
кроме разве сна: пилить, строгать, рисовать, писать, нажимать клавиши,
рукоятки, гнуть, косить, двигать рычаги, бревна, камни, ловить мячи,
грести, копать, лепить. Связь тут самая прямая: развиваются руки
— совершенствуется мозг. Как-то я облил свои руки инсектицидом (что-то
вроде дихлофоса) и сразу не вымыл; вскоре ладони покрылись зудящими
пятнами экземы. Несколько месяцев я ходил облепленный пластырем
и не мог ни рисовать, ни печатать на машинке, ни даже поиграть на
гитаре. Вскоре заметил: что-то нехорошее делается с мозгами, чувствами,
интеллектом — все это стало как бы медленно и болезненно усыхать.
Беду удалось отвести во время поездки на родину: соленые от морской
воды руки подставлял под солнышко целыми днями; хворь прошла через
три недели; я снова навалился в Сибири на свои прерванные "рукодельные"
занятия, и мозги "встали на место"…
На этом, мой юный друг, я закончу сегодняшнее к
тебе послание. Тем более радость ручного Труда ты уже испытал как
раз в том возрасте, как и я когда-то в пять-семь лет — именно тогда
закладываются в растущем человеке основы трудолюбия. Побывать бы
тебе в чудо-мастерской твоего прадеда Степана Ивановича…
Только вот пулеметов, бомб и тому подобного изобретать
бы не надо. Ни тебе, ни всем остальным. Лучше конструировать станки
для напильников и другие мирные и полезные вещи.
Да, о маникюрше. Опытными образцами своей продукции
— напильничками для ногтей отменного качества — отец ее буквально
завалил. Она в долгу не осталась, расширив рынок сбыта сначала на
все симферопольские пункты такого рода (они были при парикмахерских
и парфюмерных магазинах), а затем и на всю страну.
Но это заслуживает отдельного письма.
Продолжение |
