Часть II
- 1 -
Летом 1962 года Олег много путешествовал. После
экзаменационной сессии он с группой сокурсников отправился в поездку
по республикам Средней Азии. Это была летняя практика учащихся иранского
отделения Восточного факультета Ленинградского университета имени
А.А. Жданова, заключавшаяся в ознакомлении с материальной и духовной
культурой Востока. Он проехал поездом долгий путь от Ленинграда
до Ташкента, оттуда в Самарканд и Бухару. Поездка обогатила его
впечатлениями и разожгла страсть к дальнейшим странствиям.
В Бухаре встал вопрос о возвращении в Ленинград,
где Олег мог бы принять решение о проведении летних каникул в августе.
Обычно он проводил их дома, в Симферополе, но на этот раз была возможность
посетить Керчь, еще не освоенную им крымскую территорию. Туда пригласил
его крымский земляк Валерий Шевчук, ставший первым в ряду друзей,
приобретенных Олегом за пределами Крыма. Можно было бы вернуться
в город на Неве и отправиться оттуда с Валерием прямо в Керчь поездом.
Но Олега уже мучил пространственный голод. Появился соблазн совершить
путешествие в Крым по неизведанному маршруту: поездом Бухара – Ашхабад
- Красноводск – далее паромом через Каспийское море в Баку – оттуда
опять поездом Тбилиси – Поти – и уже Черным морем на пассажирском
лайнере в Ялту. Отсюда можно было добраться троллейбусом до Симферополя.
Сколько для этого потребуется денег? Навскидку: рублей 40-50. Но
у него остался червонец от стипендии за два месяца, которую он получил
перед поездкой в Среднюю Азию в Ленинграде. Придется отправить телеграмму
домой с просьбой срочно выслать в Бухару телеграфом 35 р.
Составляя телеграмму, чувствовал себя неловко.
Еще в 1960-м году, получив в начале учебы первую стипендию за месяц
в сумме 29 рублей с копейками, он ощутил себя вполне состоятельным,
самостоятельным человеком. Даже написал домой, что не потерпит никакой
материальной помощи. Написал, поскольку знал, что лишних денег дома
не водилось. Сначала решил подрабатывать. Попробовал устроиться
подсобником в одно автохозяйство на четверть ставки. Не понравилось.
Ползал часами под грузовиком с пистолетом, заряженным солидолом,
выискивал масленки. Многие из них забиты грязью, не пробьешь. А
снаружи осенний дождь льет. Холодно. И за все это – 20-25 р. Подумал,
а нужны ли ему эти деньги при его скромных потребностях. Решил бросить
работу, сосредоточиться на учебе. Даже бравировал, утверждая, что
месячная стипендия слишком велика для студента, что вполне можно
прожить и на 20 рублей, если есть на завтрак овсяные хлопья, сдобренные
маргарином, после занятий - комплексный обед в студенческой столовой
и на ужин снова овсяные хлопья.
По-правде говоря, лукавил. Меню разнообразила студенческая жизнь,
не худший вариант коммунальной жизни. В частности, Валерий Шевчук,
с которым он позднее поселился в одну комнату, считался более зажиточным,
чем другие. Раз в квартал ему присылали бочонок керченской селедки,
вяленые бычки, барабульку и прочую рыбу. Валерий щедро делился своими
посылками с друзьями, которым ради пиршества приходилось нести в
складчину копеечные расходы на картошку и более значительные расходы
на спиртные напитки. Другим благодетелем в комнате считался Володя
Фролов, профсоюзный активист, устраивавший матпомощь и путевки в
профилакторий. Олег ценил приятелей еще и за другое: при его провинциальной
неуклюжести и болезненной застенчивости они помогали ему осваивать
особенности быта в современном городе, преодолевать робость перед
проблемами административного свойства.
Как бы то ни было, без отправления телеграммы
домой, в Крым, обойтись было нельзя. Олег написал матери на бланке:
«Срочно вышли 35 р. Потом отдам».
Телеграфистка, принявшая бланк на почте, спросила:
- Вам очень нужны слова: «Потом отдам»?
- Нет, конечно, - ответил Олег, смутившись.
- Если не возражаете, я их вычеркну, дешевле обойдется телеграмма.
В плацкартном вагоне поезда, шедшего по маршруту
Бухара - Красноводск, Олег занял верхнюю боковую полку. Считал,
что ему повезло. Это место давало возможность какого-то уединения
в набитом пассажирами, душном вагоне. Оно вряд ли понравилось бы
любителям чревоугодия, берущим в дорогу значительные запасы продовольствия,
потому что не предусматривало и подобия стола. Но Олег привык обходиться
в пути пирожками, которые можно было тихонько жевать, лежа на своем
ложе. Нижнее место занимал какой-то кавказец, лет сорока-сорока
пяти. Он-то располагал помимо уединенного ложа еще и столом. Долго
сидел, поглядывая в окно или в сторону купе напротив, где суетилось
семейство узбеков. Потом где-то после Чарджоу позвал Олега:
- Эй, сосед, не надоело лежать там наверху, спускайся вниз.
Олег спустился.
- Картишки есть?
- Нет.
- Жаль, а то сыграли бы. Ну, тогда давай поговорим. Ты откуда и
куда?
Олег сообщил попутчику минимум сведений о себе, дающих представление
о том, кто он, как оказался в Бухаре и куда едет.
- Я инженер-нефтяник, Гасан Гусейнов, азербайджанец, - отрекомендовался
в свою очередь собеседник. – Возвращаюсь домой. Работаю на нефтепромыслах
в Небит-даге под Красноводском. В Бухару ездил к сыну, он торговый
работник. Мы, азербайджанцы, торговый народ, почти как древние финикийцы.
Видел фильм «Аршин Мал Алан»? Помнишь, бек говорит: - Купцов люблю,
а этих инженеров, дохтуров, учителей-мучителей – нет? В Иране этот
фильм обожают. Тебе известно, что там азербайджанцы составляют треть
населения, почти вся торговля в их руках. Персы величественны и
горды, как вы великороссы, ну а азербайджанцы торгуют. Впрочем,
зачем я тебе рассказываю это, ты ведь ученый- востоковед, сам знаешь.
- Не знаю, я только учусь.
- Ну да, понимаю. Но ведь учишься не просто на переводчика персидского
языка. Вам дают более широкий объем знаний.
- Да, конечно. Мы изучаем историю, литературу, культуру Ирана, арабский
язык, что для Востока – та же латынь.
- Даже арабский? Значит, сможешь читать Коран, а если осилишь его,
то тебе не о чем больше беспокоиться. Приедешь в наши края, будешь
кататься как сыр в масле. На одном чтении Корана заработаешь кучу
денег. Если всерьез, кем собираешься работать после окончания учебы?
Поедешь в Иран?
- Какой там Иран. Вы же знаете, какие у нас отношения с Ираном.
Вон американцы собираются устанавливать ядерные заряды на советско-иранской
границе. Мне один приятель говорил, что с Ираном отношения не наладятся
еще лет пятьдесят. Может, устроюсь работать на радио. Может, в отделе
рукописей при каком-нибудь научно-исследовательском институте.
- Не отчаивайся. Обстановка меняется. Сегодня отношения заморожены,
завтра будем дружить – водой не разольешь.
- Я не отчаиваюсь. И вовсе не стремлюсь за границу. Разве у нас
мало простора для путешествий. Если хотите, я считаю возможность
путешествовать одним из главных наших преимуществ.
- Вот тебе на. Живем за железным занавесом, а он о преимуществах.
- А вы думаете, они готовы открыть для нас границы? Это только разговоры.
Но я имею в виду другое. В какой еще стране можно совершить на 45
р. поездку из Бухары в Крым? Главное – стоимость путешествия для
рядового гражданина.
- Это верно. Но жизнь одними путешествиями не проживешь. Ты ведь
не Марко Поло, не Пржевальский и не Миклухо-Маклай. Знаешь что,
давай-ка перекусим.
- Давайте, у меня есть пирожки.
- Оставь пирожки при себе. Тебе еще долго ехать. У меня есть много
снеди. Золовка снабдила в Бухаре.
Он застелил столик газетой и стал выкладывать на него из сумки жаренного
цыпленка, вареные яйца, сыр, колбасу, огурцы, помидоры и прочую
зелень, названия которой Олег не знал. – Есть кое-что выпить, -
подмигнул Гасан, вытаскивая бутылку с гранатовым соком.
- Какое изобилие! – Восхитился Олег. – Словно коммунизм уже наступил,
хотя до него еще лет 18.
- Не пойму, - сказал Гасан, приглашая Олега к трапезе, - ты – ортодокс
или скрытый оппозиционер.
- Не то и не другое. Я обыкновенный советский человек, недавно начавший
самостоятельную жизнь. Но почему вы усмотрели в моих словах иронию?
Ведь два года назад о построении коммунизма через 20 лет провозгласила
Программа КПСС. Такими заявлениями зря не бросаются.
- Молод ты еще, потому не понимаешь, что в политической борьбе люди
бросаются всякими словами. Ты не забыл, что Программа появилась
одновременно с новыми разоблачениями культа. Это компенсация за
самоуничижение партии. Иначе, кто пойдет за партией, имеющей в своем
активе одни необоснованные репрессии. А что случилось после этого?
Перебои с хлебом, повышение цен на сельхозпродукты, волнения в Новочеркасске,
Краснодаре. Не похоже, чтобы это были этапы на пути к коммунизму.
Что-нибудь знаешь об этом?
- Насчет Новочеркасска знаю на уровне неясных слухов. Ну а остальное
испытал, что называется, на собственной шкуре. Когда объявили повышение
цен, понял, что с моей стипендией сливочного масла мне не видать,
а в результате перебоев с хлебом исчез бесплатный хлеб в студенческой
столовой. Знаете, раньше в столовой ставили на столы хлебницы с
бесплатным черным хлебом. Как при коммунизме. Сядешь за стол, и
ешь себе хлеб, сдобренный горчицей или солью. Да и с сахаром были
перебои. Я как раз в это время сделал открытие: в чай можно класть
вместо сахара дешевые конфеты. Чай становится мутным, но все равно
сладким. Только я не согласен, что в активе партии одни необоснованные
репрессии. А Днепрогэс, победа в войне, космос, наконец? Вы бы видели,
какой стихийный восторг вызвал в Ленинграде полет Юрия Гагарина.
- Понятно. Мы - выше грубого материализма. Но подавляющее большинство
населения руководствуется именно материальными интересами. Радость
космическими победами преходяща, а кушать хочется всегда. Но на
хозяйственном фронте мало побед, несмотря на освоение целины, семилетку,
административные реформы.
- «Мы» не против материализма вообще, мы против вульгарного материализма.
- И потому покупаем дорогие книги, оставляя немного денег на пирожки,
- улыбнулся Гасан. - Кстати, что это у тебя за связка книг?
- Это серия книг о мушкетерах Дюма. Я купил их в Бухаре по случаю.
Иду, значит, по улице и слышу, как торговка у книжного развала кричит:
- Гамлета нету ( с ударением в Гамлете на последнем слоге). Подхожу
и вижу: на столике разложены книги, которые в Ленинграде днем с
огнем не сыщешь. Выбрал вот Дюма.
- Понятно. Книжки занимательные. Фехтование, приключения, любовь.
- Не только это. Честно признаюсь, Дюма еще не читал. Зато видел
фильм по его книге, тот трофейный с Дон Амиче и братьями Риц, где
мушкетеры спасают честь блудливой королевы. Фильм великолепный,
но вот трактовка Ришелье и его гвардейцев мне не понравилась. Гораздо
больше понравился другой фильм о Ришелье, не помню его название,
где кардинал представлен в соответствиями с исторической правдой.
- И что это за правда?
- Всем известно, что Ришелье был мудрым государственным деятелем,
много сделавшим для укрепления мощи и величия Франции. Зачем же
его выставлять в роли неудачливого охотника за компроматом на королеву
и ее британского любовника.
- Зачем же?
- Сам долго не понимал этого. Но мне один приятель с факультета
журналистики, человек в возрасте и знающий, Женя Мерзляков, разъяснил.
Он посоветовал почитать работу Маркса «Бастиа и Кэрри», относящуюся
к тому времени, когда Дюма-старший писал о своих мушкетерах. Франция
тогда усваивала либерально-рыночные ценности англосаксов. Были противники
этих ценностей, но были и прихлебатели, среди которых – Дюма. Отсюда
трактовка Ришелье в «Трех мушкетерах».
- Значит Дюма поступился французской гордостью
ради любви к англо-саксонским ценностям.
- Вот именно. У Жени была целая теория об англо-саксонской парадигме
истории. Он считал, что не будет людям счастья, пока не сломят эту
парадигму, и полагал, что России перед Первой мировой войны следовало
находиться не в Антанте, а среди стран Тройственного согласия, бросивших
вызов англосаксонскому империализму. Так вот я купил книги о мушкетерах
для того, чтобы проверить истинность его оценки Дюма.
- Стало быть и во Вторую мировую войну надо было дружить с Гитлером,
а не с англо-американскими союзниками.
- Я приводил Мерзлякову и этот аргумент. Он говорил в ответ, что
в случае реализации первого проекта, такой вопрос и не возник бы.
- Мудрено все это, - задумчиво произнес Гасан. – Одно могу сказать:
когда в голове бродят интересные мысли, приятней жить на свете.
Да ты ешь, пей, - всполошился он вдруг, - а то за разговорами останешься
голодным.
- Нет, спасибо. Давно не ел такой вкусной еды. Смотрите уже темно.
Кажется, подъезжаем к Ашхабаду. Давайте сворачиваться. Вам рано
вставать, надо вздремнуть хотя бы немного.
Поезд, действительно, замедлял ход. Олег быстро
поместил в пакет от постельного белья объедки со стола и понес пакет
в мусорный ящик. Гасан в это время убрал в сумку остатки продовольствия,
превратил складной стол в ложе и поместил на нем постель. Когда
Олег вернулся, он предложил ему выйти в тамбур покурить. Олег согласился,
хотя и не курил.
- Ты что же, никогда не держал во рту сигарету? – Спросил Гасан
в тамбуре, когда собеседник отказался закурить.
- Покончил с этой вредной привычкой еще в детстве, - ответил Олег.
– В 10-11 лет курил по-черному. «Шкубал», как говорили тогда, «бычки».
Образумили меня сигары «Порт», курить которые мы попробовали с приятелями
в зарослях горсада, вдали от посторонних глаз. Закурил одну сигару,
и меня повело. Чуть не свалился с ног. Это убедило во вреде курения
больше, чем все предостережения и запреты.
- Ну и правильно сделал. Я вот пристрастился и не могу отказаться.
Хотя дыхалка у меня довольно слабая. Гляди … Ашхабад.
Глядеть было не на что. Ночная мгла густой пеленой закрыла очертания
вокзала и города, уничтоженного страшным землетрясением 1947 года
и возрожденного к жизни. На черном фоне едва проступали контуры
могучего Копет-Дага. Собеседники подышали на платформе поостывшим
ночным воздухом и вернулись в вагон. При неверном свете Гасан написал
на клочке бумаги свой адрес в Небит-Даге. Шепнул: - Приезжай, если
сможешь. – После этого они разместились по своим койкам.
Время, когда Гасан сходил с поезда, Олег проспал.
Тот не стал его будить: попрощались ведь заранее. Все же Олег проснулся
довольно рано.
Светало. С приближением к Красноводску открылось море. В тихую погоду
оно отливало зеркальной поверхностью красноватого цвета. Потому
что в зеркале отражались горы из красноватого туфа. Фантастический
ландшафт. Первозданная природа, как на картинах Рокуэлла Кента.
Раньше Олегу казалось, что название Красноводск происходит от Красной
армии. Ну, как Краснодар, например, - место его рождения, которое
он никогда не видел. Он допускал также, что это название идет от
цвета крови. Разве не в этих местах были расстреляны 26 Бакинских
комиссаров. Но, увидев море в красном цвете, понял, что название
города почерпнуто из природы.
Из Красноводска в Баку ходил раз в день паром
– небольшое судно. Оно отбывало вечером, поэтому у Олега, прибывшего
в город утром, было несколько свободных часов впереди. Слишком много
времени для знакомства с крохотным прибрежным городком. Достопримечательностей,
кроме самого города, не было. И это устраивало Олега. Бродяжничество
по незнакомому городу по собственному усмотрению доставляло ему
наибольшее удовольствие. Купив в порту билет на теплоход, зашел
на базар. Попробовал за рубль шурпы. Блюдо очень понравилось. Оно
представляло собой по-восточному острый суп из длиннющей вермишели
с кусочками баранины. Сказочно вкусный суп, сочетавший в себе и
первое, и второе. Ко времени отхода парома Олег изрядно устал. Сильно
потяжелел в руке небольшой чемоданчик с дорожными принадлежностями,
книгами и пирожками. Он дожидался отъезда в спасительной тени.
На полпути к Баку Каспийское море разволновалось.
Пошли ходуном волны. Судно швыряло из стороны в сторону. Борьба
теплохода со стихией проходила в ночной тьме, и потому не вызывала
особых опасений. Примостившись в безопасном месте на палубе, Олег
слышал продолжительное время, как где-то рядом стонала женщина,
которую морская качка выворачивала наизнанку. Потом забылся в тревожном
сне. Утром море успокоилось. Показалась широкая дуга Бакинской гавани.
Навстречу свежему ветерку он мурлыкал про себя песню «Бакинские
огни».
Сойдя на пристань с теплохода, сразу же направился
на железнодорожный вокзал, чтобы купить билет на поезд до Тбилиси.
Времени до его отхода хватило только для того, чтобы прогуляться
по Бакинской набережной. В купе плацкартного вагона его соседом
оказался грузин, очень провинциальный по внешности парень, мало
похожий на своих соотечественников-красавцев. Сосед обратился к
Олегу по-грузински и очень удивился, услышав в ответ русскую речь.
Впрочем, он мог изъясняться и по-русски. Олег же досадовал на то,
что по-грузински не мог. В детстве он грезил Грузией. Воображение
будоражили эпизоды из фильма «Георгий Саакадзе», из книги «Великий
Моурави» Анны Антоновской, сумевшей из любви к Сталину написать
исторический роман о Грузии эпического масштаба и передать в нем
тончайшие движения души грузина, красоту его самобытной родины.
Но грезы грезами, а освоить грузинский язык не представлялось возможным.
Утешало хотя бы то, что его приняли за грузина.
И не в первый раз. В прошлом году он съездил на ноябрьские праздники
в гости к своему товарищу по общежитию Юре Лебедеву. Тот жил в поселке
Волот Новгородской области. Там впервые в жизни Олег принял участие
в охоте на вальдшнепов. Услышал характерный звук, похожий на скрип,
предупреждающий охотников о приближении дичи. Видел удачные выстрелы
и промахи охотников, палящих дробью. Ну и, наконец, ощутил прелесть
охотничьей трапезы на свежем воздухе. Один из ее участников почему-то
был уверен, что Олег происходил от грузин. – Грузины, - говорил
он, поднабравшись самогона, - отчаянные ребята. В атаку на фронте
шли первыми. – Юра, филолог, знаток поэзии, отреагировал на его
слова с иронией. – Надо же, как ошибся Лермонтов, - сказал он, -
когда писал: «Бежали робкие грузины». - Тогда Олег подумал, что
его спутали с грузином по пьянке, теперь же он получил несомненное
доказательство своего сходства с грузинами.
- Меня зовут Омари Гогуа, - представился сосед. – А тебя как?
Олег назвался.
- Хочешь, я угощу тебя огурцами, - предложил Омари, выкладывая на
столик несколько огурцов.
Олег не возражал, хотя счел необходимым угостить соседа в ответ
двумя пирожками с мясом. Тем более что у того кроме огурцов, кажется,
ничего не было.
Сосед сошел с поезда на какой-то незнакомой станции, а Олег поехал
дальше в полупустом вагоне. Теперь в душу закрадывались сомнения
в том, хватит ли у него ресурсов на весь путь до Симферополя, не
погорячился ли он, отправившись в дорогу с такими скромными средствами.
Впереди еще долгий путь, а денег осталось, в лучшем случае, на проезд
теплоходом до Новороссийска. Но надо же было, что-то есть. Пару
пирожков осталось на пребывание в течение нескольких часов в грузинской
столице. В Поти и далее питаться было нечем. Олег решил положиться
на авось.
В Тбилиси доел последние пирожки. Прогулялся по
проспекту Руставели. «Может зайти к Нино Сумбатошвили»? – Мелькнула
случайная мысль, но тут же была отвергнута. Нино оставила свой адрес
для переписки, а не для того, чтобы он нагрянул внезапно в гости,
да еще в таком потрепанном виде. И что он будет делать в гостях.
Просить на пропитание? Нет, это невозможно. С Нино он познакомился
в Самарканде. Она тоже приехала на практику в составе группы студентов
Тбилисского университета. Девушка была стройна, изящна и горда,
как царица Тамара. У нее была слабость: она любила щегольнуть знаниями,
особенно, знаниями грузинской литературы. - Как вы не знаете Галактиона
Табидзе? Это же грузинский Есенин, - говорила она. Поскольку группы
ленинградских и тбилисских студентов проходили практику раздельно
и мало общались, Олег, по просьбе Нино, написал ей письмо, где изложил
свои впечатления об учебе, и одновременно присовокупил свой питерский
адрес, предложив продолжить переписку по возвращении в родные пенаты.
Ответное письмо Нино было пересыпано фразами на персидском, арабском
и английском языках. Она делилась своими представлениями о студенческой
жизни и персидской литературе. Заодно приписала свой адрес. Увы,
он не мог им воспользоваться.
В Поти Олег убедился в том, что переоценил свой
капитал. Денег едва хватило на билет до Сухуми на морском пассажирском
лайнере «Абхазия». От Сухуми до Ялты придется ехать зайцем. Но ведь
до Ялты он доберется не раньше, чем через сутки. Что-то нужно было
есть. Он отправился с морского вокзала в город с твердой решимостью
найти 15 копеек на кусок черного хлеба, который послужил бы ему
пищей в дороге. Фатализм, конечно. Но куда от него деться. Не стоять
же с протянутой рукой. Он с особой тщательностью осматривал автобусные
остановки, полагая, что здесь легче всего пассажирам потерять мелкую
монету. И надо же случиться, на одной из них среди окурков и плевков
заметил знакомый блеск никеля. Придя в неописуемый восторг, он подобрал
монету и ринулся в хлебную лавку. Там тучный грузин отделил резаком
от круглой буханки кусок черного хлеба и бросил его небрежно на
прилавок….
По мере приближения лайнера «Абхазия» к сухумскому
порту, на сердце Олега становилось все тревожнее. В Сухуми заканчивалось
морское путешествие на законных основаниях. Что будет, когда теплоход
бросит якорь? Не начнут ли прочесывать ряды пассажиров на предмет
поиска зайцев? Правда, он находился среди палубных пассажиров так
называемого «общего класса», без мест, но кто знает, какие на судне
порядки. В беспокойстве он отщипывал от своего куска хлеба в кармане
мелкие кусочки. Что если сойти в Сухуми и зайти к Юре Воронову?
Это был однокурсник Олега, который учился на египтолога. Он происходил
из знатной семьи ученых из Сухуми. (1) Ю.Н. Воронов, ставший впоследствии
выдающимся ученым, вице-премьером, депутатом парламента непризнанной
республики Абхазия, был убит террористом в ночь с 11 на 12 сентября
1995 г.) Этот высокий, черноволосый, сухопарый парень в очках вначале
увлекался вегетарианством. Олег нередко представлял его в шутку:
- Рекомендую, Юрий Воронов, человек, совершенно не потребляющий
мяса. - Юра, потупив взор, признавался, что, действительно, не признает
мяса, хотя понимает, что напоминает раскритикованного Лениным интеллигентского
хлюпика, бьющего себя в грудь и кричащего: - Я питаюсь рисовыми
котлетками. - Позднее он внял ленинской критике и не брезговал мясом.
Воронов, непременно, помог бы Олегу деньгами. Но сходить ради этого
было рискованно. Вдруг приятель тоже на практике или остался в Ленинграде.
Тогда - кранты. Обратно на теплоход не попадешь. Олег остался на
борту «Абхазии» и терпеливо пережидал остаток пути. Оставался заход
в Новороссийск, затем Ялта – конечный пункт хождения за два моря.
Он добрался до него без приключений. Ощутив под
ногами твердую крымскую землю, почувствовал облегчение. Все-таки
был в привычной для него среде, в каких-то ста километрах от дома.
Но последний отрезок пути оказался самым трудным. Почти два часа
Олег ловил на троллейбусной станции момент, когда можно было проникнуть
без билета в троллейбус, вход в который находился под бдительным
оком диспетчера. Наконец, это удалось сделать и устроиться в салоне
на ступеньках у задней двери, наглухо закрытой. Троллейбус двинулся
в путь по установленному для него маршруту, весьма знакомому Олегу.
Вот проехали маячившие на фоне моря Никитский ботанический сад и
«Массандру», Гурзуф, Артек, Медведь-гору и въехали в Алушту. Олег
опасался контроля за безбилетными пассажирами на линии. От такого
контроля уже не спрячешься, а высадка из троллейбуса была чревата
непредсказуемыми последствиями, поскольку одолевал голод, и силы
были на исходе. Но, к счастью, вплоть до Алушты контролеров не было.
Радостно екнуло сердце, когда троллейбус покинул Алушту и сделал
резкий поворот на Симферополь.
Часть пассажиров относилась к присутствию Олега с пониманием, а
большинство из них и вовсе не обращали на него внимания. В дороге
он познакомился с донбасским шахтером, возвращавшимся с 9-летним
сыном в Горловку после отдыха в Ялте. Рассказал ему о своем пребывании
в Средней Азии. Постарался живописнее передать особенности мусульманской
архитектуры Самарканда и Бухары, даже прочел стишок из Абу Салика
на персидском языке и на русском в собственном переводе:
Как лучше кровь пролить на землю,
Чем честь свою изгнать со света,
Так лучше идол культа человека,
Постигни ж глубже смысл завета.
Когда же этот Абу Салик жил, - спросил шахтер?
- Видимо, в IХ веке.
- Подумать только, уже в то время стояла такая проблема.
- Она возникала еще раньше, это одна из вечных проблем человечества,
- сказал Олег, удовлетворенный тем, что завоевывает интерес шахтера
и его сына.
Однако через несколько минут ему пришлось предстать перед шахтерской
семьей совсем в ином, неприглядном свете. Недалеко от села Перевальное
автобус остановился и внутрь салона вошел плотный мужчина в очках
со всеми признаками контролера. Он сразу заметил пассажира без места
в лице Олега, но, видимо, для праформы проверил наличие билетов
у пассажиров, сидевших впереди. Наконец, подошел к Олегу.
- Ваш билет.
- У меня нет билета.
- Тогда заплатите за билет, который я вам выдам. Вы где сели?
- У меня нет денег.
- Придется вас высадить.
Кто-то из пассажиров попытался придти на помощь к Олегу. – Ты же
сел в Кутузовке, это три-четыре остановки. Копейки. Заплати и делу
конец.
Но и копеек у Олега не было. Он поднялся с виноватым
видом, готовый подчиниться требованию контролера. Шахтерский сын
проникся к нему жалостью. – Папа, - тихонько шепнул он отцу, - выручи.
- Вы, действительно, не можете заплатить за билет? – Спросил у Олега
шахтер, в голове которого, видимо, не укладывалось, что у такого
просвещенного человека не могло быть денег. Не получив ответа на
свой вопрос, он сказал: – Я возьму вам билет. – Он вручил контролеру
плату за проезд от Алушты до Симферополя.
Олег был спасен, хотя и пережил минуты унижения
.Продолжение |
