Часть V
- 1 -
Утром на Абдале царили тишина и покой. Как в блатной
песне: «ни друзей, ни врагов не видать».
Олег шел по кладбищенской аллее, вглядываясь в
изображения, фото и надписи на могильных плитах и памятниках. Некоторые
покойники при жизни походили на известных государственных деятелей,
артистов, правозащитников, знакомых и друзей. Встречались целые
коллективы покойников - летчиков, моряков, пассажиров самолетов
и кораблей. Вот пара памятников над покойниками с одинаковой фамилией.
Видимо, муж и жена. Судя по датам рождения и смерти, ушли из жизни
в 85 и 89 лет соответственно. Пожили на этом свете! А вот молодая
красивая женщина, лет 35. Может, ее сгубил неизлечимый недуг, а,
может, муж убил из ревности, как когда-то случилось с учительницей
Олега в начальной школе. В нескольких шагах - вообще двухлетний
младенец. Чего ему не жилось?!
Этим утром Олег шел к могиле Коли Прокудина по
знакомому маршруту. Сейчас он свернет направо на аллею, которая
ведет к административному комплексу, огороженному бетонной стеной.
Затем узенькая тропинка вдоль этой стены выведет его к участку за
номером N, где находится искомая могила. Аллея была довольно протяженной.
Пришлось пройти метров двести, прежде чем показались закрытые ворота
в административный комплекс. Но, что это? …От ворот с громким лаем
ему навстречу трусили две собаки. Видимо, бродячие собаки, обосновавшиеся
на территории комплекса и возомнившие себя его стражами. Увидев,
что Олег продолжает движение вперед, одна из собак скрылась среди
могил за высокой травой и кустарниками. Оттуда она давала о себе
знать робким тявканьем. Другой пес был настроен более решительно.
Он гавкал гулким басом и свирепо ощеривал пасть.
«Вот тебе на-а-а …, - с тревогой подумал Олег.
– Друзей здесь, действительно, не видать, а враг уже рядом. Причем
враг непредсказуемый, непостижимый. Что делать? Хоть бы какая-нибудь
палка попалась, чтобы защититься». Однако он продолжал идти, надеясь
на авось. Вспомнилось, как когда-то Сашка Прокудин, словно тореадор,
подходил к незнакомой овчарке и гладил ее по голове. Но он был пьян.
Может, собаки так реагируют на пьяниц? Впрочем, Олег читал, что
именно алкоголь имел роковые последствия для многих храбрецов, встречавшихся
со злыми собаками. Шевчук придерживался в отношении собак другой
теории. Он считал, что собаки интуитивно чувствуют труса и нападают
на тех, которые их боятся. Поэтому он старался обходить их подальше.
Однако не возвращаться же обратно. Это будет выглядеть как позорное
бегство, да и оно не спасет теперь.
Олег решил противопоставить свирепости пса собственную
храбрость. Он стал грозно надвигаться на лаявшую собаку. Та, тем
не менее, не подавала признаков готовности отступить. Вздыбив шерсть
и яростно лая, она демонстрировала готовность к решительному броску.
Олег имитировал готовность дать отпор, наклоняясь к земле, якобы,
за камнем. Увы, камней не было, и это, видимо не укрылось от внимания
пса. Он продолжал свои воинственные демонстрации. Тогда Олег решил
упредить нападение. Сорвав с пояса ремень, он бросился на пса. Тот,
наконец, струсил. С отчаянным визгом он помчался к воротам административного
комплекса и пролез сквозь узкую щель под ними. Олег торжествовал.
Путь был свободен. Он приблизился к бетонной стене и пошел по тропинке,
бегущей вдоль нее. Когда отошел на почтительное расстояние, к началу
тропинки выбежали обе собаки и стали облаивать его, не проявляя
желания преследовать.
Знакомой тропинкой Олег вышел к сектору N. Он
не был здесь почти полтора десятилетия. За это время кое-что изменилось.
Тогда могила Коли выделялась своими размерами и оформлением. Он
был сыном большого крымского начальника, который мог позволить себе
незаурядные похороны и внушительный памятник на могиле. Теперь встречались
вокруг более величественные могилы и памятники. Закон о кооперативах
дал возможность обогатиться многим обывателям. И их места вечного
упокоения как бы говорили: - Лежащие здесь покойники жили на широкую
ногу. – Могила же Коли, если перестала отличаться размерами, то
сохранила свое оригинальное оформление. Впрочем, оно было просто.
Высокая плита из черного мрамора над четырехугольником могилы. На
ней выгравирован облик Коли, под которым надпись: «От родных и близких».
Но сам облик… Он был настолько благородным и одухотворенным, что
напоминал икону.
Заслуживал ли Коля такого памятника после смерти?
Безусловно. Он выделялся среди друзей сильным характером, умом,
спокойствием и рассудительностью, внешностью, внушающей почтение.
Все это было отражено в его облике на могиле. Олегу вспомнилось
популярное после выхода на экраны фильма «Покаяние» выражение «дорога
к храму». Судя по всему, это выражение содержало посыл избегать
суетных мыслей и действий, стремиться к святому, а, может, и обрести
святость. Но что такое святость? В реальном, а не религиозном смысле,
это память о дорогом уважаемом человеке, заслужившем ее добрыми
делами и после смерти. Значит «дорога к храму» - это дорога на кладбище,
momentum more. Здесь рубеж между жизнью и смертью, и не случайно
здесь строят церкви. Коля Прокудин, думал Олег, был лучшим среди
нас. Он меньше всех заслуживал ранней смерти. Бедняга… А, может,
ему повезло? Ведь вся нынешняя бесовщина с грязью и клеветой на
нашу прежнюю жизнь, на социализм и коммунизм прошла мимо него. Что,
однако, лучше: умереть рано или жить во время смуты?
- 2 -
Олег благоговейно положил на край могилы, ставший
уже разрушаться, букетик красных гвоздик. Он почтил друга. Теперь
пора возвращаться в реальность, а реальность была такова: наступил
1991 год – первый год последнего десятилетия ХХ века, последний
год существования СССР. В это время страна Советов уже мало походила
на себя. Пожалуй, она стала стремительно вырождаться после знаменитой
речи генсека КПСС Михаила Горбачева в ноябре 1987 года по случаю
70-летия Октябрьской революции. В ней прозвучала новая оценка сталинского
периода развития социалистического государства. Акцент состоял в
том, что это был период борьбы за власть. Конечно, либеральный генсек
не собирался пугать своих политических конкурентов перспективой
возвращения репрессий в случае возобновления такой борьбы. Скорее,
он рассматривал свой упрощенный взгляд на советскую историю, как
на некое открытие, новое слово в науке. Отсюда пафос, с которым
он произносил свою речь. Но именно после этого стали все чаще звучать
стенания врагов социализма по поводу «черного» 70-летия в жизни
страны.
Они заполнили страницы книг и газет, радио- и
телеэфир. Моральное обоснование своих грязных инсинуаций враги советской
системы искали в достоевщине. Под аккомпанемент лицемерных вздохов
о слезе ребенка, которой не стоили, дескать, все завоевания человечества,
велась бешеная травля символа советской Пионерии - Павлика Морозова.
С подачи некоего мерзавца, готового утопить в грязи любые идеалы
ради получения синекуры на Западе, мальчонку, изуверски убитого
родственниками-кулаками вместе с малышом-братишкой объявили доносчиком.
И при этом клеветники бессовестно спекулировали на святости семейных
отношений. Отпрыски великих советских писателей, государственных
и общественных деятелей, предавшие коммунистические идеи отцов,
да и их самих, возвели на пьедестал святости жуликоватого сластолюбивого
мужика, бросившего на произвол судьбы жену с малыми детьми ради
деревенской шлюхи из зажиточной семьи. Как же, он выдавал, пусть
даже за мзду, справки ссыльным, оказавшимся в Сибири неизвестно
почему, может, за воровство и грабежи. Но в трактовке обожателей
«цивилизованного» Запада, возведших измену в ранг государственной
политики, трудные годы становления Советского строя представали
в образе невинного мирного сообщества людей, которых власти, из
врожденной злобы и жестокости, расстреливали, гноили в тюрьмах и
ссылали в глухомань. Павлика Морозова, вставшего на защиту поруганной
матери, восставшего против «идиотизма деревенской жизни» и поверившего
в светлую коммунистическую мечту, они заклеймили предателем. А ведь
он был святее Христа.
И чего только не творилась в Москве?! Море разливанное
людей, ставших «общечеловеками» по глупости или врожденной подлости,
бушевало на улицах, в парках и скверах столицы. Особо отъявленные
мерзавцы, подогревая толпу, выкрикивали злобные ругательства в адрес
советских вождей – железного Феликса, Сталина. Ленина. И лишь где-нибудь
на обочине стояла под красным знаменем горстка защитников Советской
власти во главе с Ампиловым и поэтом-трибуном Гунько, вдохновенно
декламировавшим свои стихи: «Дожили, тянется грязною лапой к Ленину,
к Ленину, прихватизатор». Расплодившиеся сторонники приватизации
сетовали на отсутствие в СССР конкуренции в борьбе за собственность
и власть. Они с умилением отзывались о западном плюрализме, с остервенением
клеймили сталинские репрессии. Но что такое эти репрессии? Это орудие
конкуренции в крайней форме. В истории бывают периоды, когда жизнь
общества и отдельной личности определяется такой борьбой. Например,
периоды войны, в том числе, гражданской. Именно войны властвуют
в это время над логикой и поведением вождей, а не сами они над войнами.
Но ведь это время, слава богу, прошло. Между тем либералы и «общечеловеки»
считают конкуренцию благом, даже условием проявления свободы. Они
возвращают страну в состояние острого классового противоборства.
Абсурд какой-то, порочный круг!
Да, СССР существовал последние три года лишь номинально.
Вместе с ним вырождалась и радиостанция «Мир и Прогресс», в которой
продолжал работать Олег. Ближе к концу перестройки в ее передачах
уже рассказывалось о том, как экстрасенсы объединяются в борьбе
за мир, а КГБ и ЦРУ сотрудничают на благо международной безопасности.
Правда, в тот период установилось некоторое равновесие сил между
коммунистами и сторонниками либерально-рыночного безумия. Во всяком
случае, Олег еще имел возможность практически отстаивать свои убеждения:
с его подачи в эфире прозвучал репортаж о митинге 23 февраля на
Манежной площади под лозунгами защиты социализма, единства армии
и народа, единства и обновления Союза, где ораторы клеймили экстремистов
из «Демократической России». Ему удалось выступить в эфире с рассказом
о пресс-конференции в пресс-центре ЦК КПСС, которая состоялась под
заглавием «Ленин без мифов и фальсификаций», наладить выпуск обзоров
«По страницам еженедельника «Гласность»», который с коммунистических
позиций боролся против хаоса, навязывавшегося великой стране либералами-рыночниками.
В эти годы коллектив радиостанции перебрался из
здания на Пятницкой в особняк, расположенный в одном из переулков
рядом с Котельнической набережной. Раньше в этом особняке, оборудованном
собственной студией звукозаписи, столовой с баром, а также сауной,
помещался другой «Мир и Прогресс» - китайский. Это была временная
структура, образованная на период осложнения советско-китайских
отношений. В ходе процессов обрушения СССР они значительно нормализовались
и сделали существование китайского «Мира и Прогресса» нецелесообразным.
Зато переезд многоязычного «Мира и Прогресса» в особняк очень обрадовал
его коллектив. Наконец, радиостанция обрела самостоятельность и
комфорт. Ее главный редактор – железный, решительный Лев Таланов
умер гораздо раньше, теперь коллективом руководил мягкий, деликатный
и вместе с тем профессионально зрелый молодой человек Михаил Котилевский.
Живи и работай!
Но недолго длились комфорт и иллюзии. За несколько
месяцев до августовских событий радиостанцию расформировали. Видимо,
ее существование тоже признали нецелесообразным уже по соображениям
лояльности союзного и российского руководства к Западу. После августовских
событий, в ходе которых власть над Союзом, фактически, перешла к
Ельцину, особняк оккупировала одна из газет либерального направления.
Говорят, его вытребовал себе один из лидеров так называемого «демократического
движения» Егор Яковлев, которому Ельцин поручил реформирование радио
и телевидения. Ноша для назначенца оказалась неподъемной. После
очередного прокола его освободили от должности, но, уходя, он прихватил,
видимо, в качестве компенсации и особняк.
До рокового для радиостанции «Мир и Прогресс»
исхода, Олег осуществил дорогой сердцу проект. Он передал в эфир
серию репортажей о Крыме, как для того, чтобы познакомить с родным
краем слушателей, так и для того, чтобы самому разобраться в том,
что в нем происходит. День 20 января 1991 года обещал стать знаменательной
датой в исторической летописи полуострова. На этот день был намечен
областной референдум по вопросу воссоздания Крымской автономной
республики. Светлов понимал, что референдум отражает обеспокоенность
крымчан процессами разрушения СССР и, во всяком случае, их стремление
сохранить связи со своей великой родиной – Россией. Но как пройдет
этот плебисцит в условиях, когда полуостров наполнялся крымскими
татарами, обиженными несправедливым выселением в 1944 году и подстрекаемыми
своими радикальными лидерами к разрыву с Советской властью и Россией?
Тревожило и то, что в Крыму приобрел популярность опус одного писателя,
раздражавшего Олега. Прихотливое и тенденциозное воображение этого
писателя лишило Крымский полуостров перешейка, а образовавшийся
остров заселило диссидентами, застроило фешенебельными кварталами
в стиле Манхэттена, обеспечило дорожными развязками. Он превратил
Крым в остров, когда умыкнул на Запад и стал зарабатывать на антисоветчине.
Он явно хотел смутить умы легковерных крымчан рекламой общества,
якобы, процветающего в условиях «освобождения от коммунизма».
Олег напросился съездить в командировку в Крым для подготовки материалов,
связанных с референдумом. Получил добро от руководства. В конце
осени 1990 года он прибыл в Симферополь со штатным портативным магнитофоном
для записи интервью с представителями основных политических сил
полуострова – коммунистов и татарских националистов. Вскоре он выяснил,
однако, что в татарском национальном движении имеются радикальное
и умеренное направления, стало быть, работу следовало вести сразу
в трех направлениях.
Сначала он связался с руководителем умеренного
Национального движения крымских татар (НДКТ) Юрием Османовым. Тот
возглавлял Комитет по делам депортированных народов при областном
Совете Крыма и имел небольшой офис в Доме Советов на площади Ленина.
Там Олегу дали номер телефона Османова, резиденцией которого был
один из номеров гостиницы «Москва» у автовокзала. В этом номере
лидер НДКТ и согласился встретиться со Светловым для беседы. Он
произвел на корреспондента «Мира и Прогресса» приятное впечатление.
У крымско-татарского лидера было подвижное, умное интеллигентное
лицо вполне светского человека, открытого и дружелюбного. Держался
просто, хорошо владел русской речью. На вопросы отвечал охотно и
откровенно. Они беседовали на разные темы до поздней ночи, пока
Олег не исписал, по меньшей мере, две магнитофонные кассеты.
Затем Олег решил встретиться с лидером радикальной
Организации крымско-татарского национального движения (ОКНД) Мустафой
Джемилевым. Связаться с ним не удалось. Сказали, что лидер радикалов
в отъезде. Но в начале улицы Крылова Олег заприметил дверь с табличкой,
надпись на которой свидетельствовала, что за дверью находится приемная
ОКНД по вопросам крымско-татарских переселенцев. Войдя внутрь, он
оказался в полутемной комнате, центр которой освещала тусклая лампа.
Вдоль стен сидели и стояли посетители разного возраста, мужчины,
женщины дети. Некоторые старики - в каракулевых шапочках. Когда
Олег вышел на середину, к нему подошли два молодых человека. Держались
они с достоинством, показалось даже, что несколько настороженно.
Впрочем, после того как Светлов объяснил цель своего визита, они
без колебаний согласились дать интервью. По-русски говорили уверенно,
определенно и даже резко, без метафор и философских обобщений Османова.
Посетители со сдержанным любопытством наблюдали за тем, как записывалась
на магнитофон беседа молодых людей с московским корреспондентом.
Последний из своих визитов Олег нанес в пятиугольное
здание, приподнятое на бетонных опорах, в центре Симферополя. Здесь
размещались Крымский обком партии и областной Совет народных депутатов.
Это было как раз то здание, которое поглотило его школу, но не воспоминания,
связанные с ней. В нем он встретился с партийными и советскими функционерами,
выразившими свою точку зрения на крымский референдум и политические
процессы, происходящие на полуострове.
.Продолжение |
