Часть III
- 1 -
Разве можно было поверить, что кадровая политика
Комитета государственной безопасности так круто замешана на сексе?
Можно ли было вообразить, что способность к здоровому сексу является
чуть ли не главным критерием пригодности к оперативной работе не
только девиц легкого поведения, коих подставляют к объекту в целях
разработки или вербовки, но также самих разведчиков, составляющих
костяк кадров КГБ? Ничего подобного Олег не предполагал, когда входил
в один из кабинетов ленинградского Большого дома на Лиговском проспекте.
Перед ним открылся большой письменный стол, за
которым сидел мужчина лет 50-ти в добротном светло-сером костюме
с гладко зачесанными назад белесыми волосами. Его круглое лицо с
маслеными глазками приветливо улыбалось.
- Присаживайтесь, - сказал мужчина и кивнул на стул, стоящий рядом
с обычным полированным столиком, образующим с письменным столом
Т-образную комбинацию. Олег присел и приготовился отвечать на каверзные
политические вопросы. Ведь он находился в кабинете у кадровика и
проходил, как его предупреждали ранее, мандатную комиссию.
Беседа, однако, потекла по неожиданному руслу.
- Так-так, - начал разговор кадровик, - значит, скоро учебу заканчиваете.
Жениться не думаете?
- Пока нет, надо же как-то определиться в жизни, устроиться на работу,
решить вопрос с жильем, - ответил Олег, рассчитывая произвести на
кадровика впечатление своим прагматизмом, зрелым и здравым отношением
к жизни.
- Это верно, хотя бывает, что вместе с женой находишь и жилье. Но
ведь пока не устроился, к женщинам все-таки тянет. Дело молодое.
Есть у вас девушка?
Куда он клонит, подумал Олег. Хочет выяснить, склонен ли я к беспорядочным
половым связям? Или, наоборот, нет ли у меня комплексов, препятствующих
здоровой половой жизни? Черт его знает, зачем он все это спрашивает.
В конце концов, я не рвусь к ним в контору. Буду отвечать на все,
как есть.
- Девушка есть, мы с ней дружим уже полтора года.
- Дружите, - произнес кадровик с оттенком удивления. – И не вступали
в более близкие отношения.
- Что вы имеете в виду?
- Я имею в виду обыкновенную половую связь.
- Да, мы живем половой жизнью, - признался Олег, несколько смущаясь.
Следующие вопросы заставили его покрыться легкой испариной и еще
больше поставили в тупик.
- Сколько же раз за ночь вам удается вступить в половой контакт?
Он что, издевается, - снова подумал Олег. Неужели не понятно, что
задавать такие вопросы неприлично. Но, может быть, это своеобразный
тест. Тест не столько на выявление полового потенциала, сколько
на выдержку испытуемого объекта. Что ж, раз согласился вербоваться
на работу, придется терпеть. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.
- Когда как, - кисло улыбнулся Олег, - в зависимости от потребности.
- Не выделяется ли у партнерши пена из полового органа, - спросил
кадровик.
- Пена..., - произнес вконец смущенный Олег. - Нет, нет… н-не выделяется.
В конце беседы кадровик перешел, наконец, к вопросам, которые Олег
ожидал.
- Как у вас с партийностью?
- Я комсомолец.
- … Комсомолец. Вам сколько лет.
- 24.
- Не засиделся ли в комсомольцах? Или, может, - добавил он с лукавой
усмешкой, - у вас есть претензии к партии или марксистско-ленинскому
учению.
- Нет, что вы. Я считаю марксизм вершиной человеческой мысли и практики.
- Хорошо сказал. Думаю, когда поступишь к нам на работу, быстро
оформишь свои партийные дела.
На этом беседа закончилась. Кадровик поблагодарил за посещение,
пожелал успешного окончания учебы. Сказал, что Олега вызовут в свое
время.
Выйдя на Лиговский проспект, Олег едва совладал
с наплывом разных мыслей. Вот так мандатная комиссия! От какого
она только корня происходит. Впрочем, он отлично знал, что на заседаниях
такой комиссии, человек проверяется на лояльность государству. И
проверка его, видимо, началась еще до того, как в деканате Восточного
факультета его представили добродушному старичку, предложившему
ему в беседе наедине интересную, хорошо оплачиваемую работу в достойном
учреждении в Москве. Очевидно, этот старичок-вербовщик познакомился
с личным делом Олега. Чем могла привлечь старичка его биография?
Происходил он из служащих, так писал всегда в анкетах. Это, конечно,
не чисто пролетарское происхождение, но ведь не дворянское или буржуазное.
Впрочем, это по материнской линии. А по отцовской? Бабушка рассказывала,
что окончила дворянскую гимназию в Кутаиси. Оттуда у нее осталась
на всю жизнь любовь к песне «Сулико». Потом вышла замуж за дворянина,
подпоручика Савина. После революции семейство отца эмигрировало
на Кипр, где оказалось не лучше чем на родине. Вернулись в Крым.
Копни вербовщик глубже в семейную родословную Олега, стал бы он
им заниматься?
Идем дальше. Родился в Краснодаре, когда город
еще не был оккупирован немцами. Старичок подумал, родился, мол,
и поехал дальше с родителями в эвакуацию. А семья то вернулась в
Симферополь по оккупированной территории и жила еще два года в оккупации.
И отец там был, и мать, и бабушка, и сестры. Слава богу, это не
было отражено в биографии. А если бы было отражено?
Теперь партийность. Она, очевидно, играет в органах
решающую роль. Здесь в смысле лояльности, идейной одержимости все
в порядке. Странно только, что одержимость сочетается у него с какой-то
робостью к партийным учреждениям и практической работе.
Как-то в школе на выборах комсорга класса «манюня»
выдвинул его кандидатуру. Большая часть класса выбор поддержала.
Но воспротивилась классная руководительница. Говорила: - Олег хороший
парень, но качествами комсомольского вожака не обладает. – Олег
согласился с такой характеристикой, снял свою кандидатуру. Хороший
человек – не профессия. Да и выглядело все так, словно он был разменной
монетой в чьей-то фронде. Ведь «манюня» внес свое предложение как
раз из соображений всколыхнуть рутину выборов, а не потому, что
видел в приятеле настоящего лидера.
А сколько волнений доставила ему формальная процедура
– получение рекомендации на поступление его в ЛГУ от бюро городского
комитета комсомола Симферополя! Такую выписку из заседания бюро
требовала приемная комиссия Востфака. Но тогда ему казалось невозможным,
чтобы ради него одного собралось бюро комсомола не какой-то задрипанной
ячейки, а целой городской организации. Кто он такой, в конце концов,
чтобы обременять заботами такой важный комсомольский орган. Дня
три кружил вокруг здания городского комитета на улице Гоголя, не
решаясь войти. Наконец, решился. Предъявил документы и, сбиваясь,
сообщил комсомолке-секретарю причину своего посещения. Та равнодушно
сообщила, чтобы он пришел за выпиской на следующий день. Как, без
фактического рассмотрения моей кандидатуры? Без выявления моих достоинств
и недостатков? – Недоумевал Олег, покидая здание и не веря еще счастливому
исходу дела.
Но это было полдела. Требовалась еще утверждение
рекомендации в ЦК ВЛКСМ. Зайти в такое учреждение все равно, что
засунуть голову в пасть льва. Так представлялось его провинциальному
воображению. Но он сделал все-таки попытку. Остановившись у тетки,
проездом в Москве, отправился на поиски здания ЦК ВЛКСМ. И надо
же было сунуться в дверь подъезда массивного здания на Лубянке,
да еще спросить у часового, не здесь ли располагается ЦК ВЛКСМ?
- Нет здесь никакого ВЛКСМ, - ответил прапорщик средних лет, стоявший
на контроле за пропусками. – Ступай, ступай отсюда, - сказал он
скороговоркой, готовясь проверить пропуск одного из посетителей
учреждения, которые, в основном, заходили в цивильных костюмах.
Позднее, выйдя на площадь, посреди которой возвышался строгий и
величественный памятник Феликсу Дзержинскому, Олег понял, в какое
учреждение его занесло. Он был так взволнован, что решил прекратить
поиски ЦК ВЛКСМ и ехать в Ленинград без окончательного оформления
выписки. Член приемной комиссии ЛГУ, похожий на «вечного студента»,
все-таки спросил: - Где ваша выписка? – Встретив растерянный взгляд
Олега, он забрал его документы со словами: - Ох уж мне эти деятели
искусства! – Видимо, основанием для зачисления Олега в «деятели
искусства» послужила отраженная в биографии его временная стажировка
киномехаником в кинотеатре «Симферополь». Словом, нельзя сказать,
что он поступил учиться в ЛГУ на вполне законных основаниях. И этот
факт тоже, видимо, укрылся от внимания кадровика.
Наконец, отец. Погиб то он, погиб. Но какие обстоятельства
этому сопутствовали. Эти обстоятельства совсем не укладываются в
героическую биографию. Впрочем, брат отца – настоящий герой. Но
откуда кадровику знать об этом, когда в семье Олега нет никаких
документов на этот счет.
Что же в итоге? Выходит, как у крымского баснописца Сермана. «Один
медведь, затворник кабинетный, надев очки, читал листок анкетный»,
и в результате принял на работу, по анкетным данным, вместо льва
осла. Не окажется ли кадровик КГБ в таком положении. Нет, ослом,
Олег себя, конечно, не считал. Но есть ведь проблема соответствия
профессии или, как говорят, служебного несоответствия. С этой стороны
как?
Книги о чекистах, разведчиках читал. Нравились.
Но и только. Душевной близости к их работе не ощущал. Не то, что
один приятель с истфака по прозвищу «Петрович». Тот, посмотрев фильм
«Кто вы, доктор Зорге?», заявил: - Когда родится у меня сын, не
дам ему никакого другого имени, кроме как Рихард». Он бредил чекистской
работой, а пока был не у дел, собирал книги о Рихарде Зорге и вырезки
из газет. Неужели он оказался вне поля зрения кадровиков КГБ? Надо
будет поинтересоваться об этом осторожно. Все-таки конспирация –
закон разведки. Если получится, надо узнать, велись ли беседы на
половую тему и с другими кандидатами в разведчики.
- 2 -
Шурик Прокудин ожидал Олега в условленном месте у метро «Динамо».
Ожидал не один, с невестой Аллой. Она была дочерью второго секретаря
ялтинского горкома партии. По существу их вместе свел отец Шурика,
Иван Прокофьевич, обеспокоенный беспутной, по его мнению, жизнью
старшего сына. Он пришел с Шуриком в гости к ялтинскому партийному
секретарю, там молодые люди и познакомились. Получилось, как в патриархальном
обществе: родители подобрали невесту для сына. Но Шурик остался
не в обиде. Невеста ему понравилась, такая милая, свежая, непосредственная.
Ему не терпелось познакомить ее со своим московским другом, чтобы
услышать от него комплименты в ее адрес.
- Вот он уже идет, не опаздывает, - сказал Шурик Алле, воодушевляясь.
– Здорово, чекист, - поприветствовал он друга. – Вот, познакомься
с моей девушкой, ее зовут Алла.
Олег представился со своей стороны и поздоровался
с девушкой.
- С чего это ты называешь меня чекистом, - обратился он к Шурику.
– Не надо так шутить.
- Ладно, не буду, - ответил Саша, - но и со мной темнить не надо.
О том, где ты учишься, знает твоя мать, не говоря уже о московской
тетке.
Свою тетку Олег иногда посещал по выходным, получив увольнение в
школе. То есть, это была Высшая разведывательная школа КГБ в Балашихе,
в которой он проходил годичную подготовку перед оперативной работой
в органах. Но он никогда не заикался о том, где учится, ни в разговорах
с московскими родственниками, ни в письмах матери. Стало быть, случайно
«засветился» перед ними каким-то образом. Скорее всего, о чем-то
догадалась тетка и сообщила матери, а через мать узнал Сашка, пришедший
к ней перед отъездом в Москву за адресом Олега. Адреса мать, конечно,
не знала, но она дала адрес тетки, к которой и обратился Сашка с
просьбой предупредить Олега о встрече в условленном месте.
- Куда пойдем? – Спросила Алла.
- Может, посидим в ресторане при гостинице «Советская Россия», -
предложил Саша. – Поговорим. Тем более что гостиница недалеко отсюда.
Мы с Аллой остановились в ней.
- Нет уж, уволь, - возразила Алла. – Мы впервые в Москве, и не для
того, чтобы сидеть в ресторанах. Давайте, погуляем по городу. Олег,
вы согласитесь быть нашим гидом?
- Насколько это в моих силах. Я ведь тоже не местный. Но если вы
мне оказываете такую честь, то поедем сразу на Красную площадь.
По дороге и поговорим.
На станции метро «Площадь Революции» они поднялись наверх, и вышли
на Красную площадь. Несмотря на ненастную погоду, здесь, как всегда,
выстроилась вдоль кремлевской стены очередь к мавзолею Ленина. Внутрь
мавзолея пока не пускали: ожидался церемониал смены караула. Но
этот ритуал, видимо, увеличил число любопытных зрителей.
- Ты был в мавзолее? – Спросил у Олега Саша.
- Не был, и не тянет.
- Как же так, не уважаешь, значит.
- Уважаю. Но мое уважение выражается в изучении идейного наследия
Ильича, а не в поклонении его праху.
- Какой же это прах. Говорят, целехонький лежит, как живой.
- В том-то и дело, что «как». Вечно живыми могут быть идеи, но не
телеса. В стремлении же обессмертить тело есть что-то от суеверия,
туземного поклонения.
- Что ж, по-твоему, надо вынести тело Ленина из мавзолея вслед за
телом Иосифа Виссарионовича?
- Об этом не может быть и речи. Я говорю только о своих личных впечатлениях
на физиологическом уровне. Может, в чем-то ошибаюсь. Я ведь не у
руля власти, незнаком с реальной статистикой общественных настроений.
Может, есть много граждан, которые воспринимают величие Ленина через
нетленность его тела. Но ведь, кроме того, мавзолей Ленина стал
символом прочности Советской власти. Убрать мавзолей, значит, изменить
строй.
Аллу интересовали все достопримечательности главной площади страны.
Она вертела головой в разные стороны, слушая краем уха разговор
своего жениха с Олегом. – Вы плететесь, словно старики, - вмешалась
она разговор. - Пойдемте быстрее. Надо как следует осмотреть храм
Василия Блаженного.
- Если не терпится, иди вперед, - предложил Саша. – Мы идем в том
же направлении.
- И пойду, - сказала Алла, ускорив шаг.
- Как ты находишь мою девушку? – Спросил Саша, когда невеста удалилась.
- Симпатичная девушка. Уже имел с ней отношения?
- Имел отношения. В «дачном домике» в Ялте.
Дачным домиком считалась служебная комната в ялтинском доме, в котором
размещался местный комитет по радиовещанию. Она примыкала к дому
со стороны, противоположной фасаду, и имела отдельный вход со двора.
Начальник связи Крыма сделал ее своей комнатой отдыха на время редких
посещений города. Его же сыновья посещали ее довольно часто, и вместе
с ними их друзья, включая Олега. Здесь, очевидно, и происходили
какое-то время интимные свидания Саши с Аллой.
- Ты, действительно, решил жениться? – Спросил Олег.
- Разве не пора? Мне уже под 30.
- Жить где будете: в Ялте или Симферополе?
- В Ялте. Тесть обещал обеспечить двухкомнатной квартирой в новостройке.
- Хорошо у тебя все складывается. Остается только крепче любить
Аллу. Ты ее любишь?
- Знаешь, меня тянет к ней. Значит, люблю.
- Ну, если тянет к ней больше, чем к друзьям и зеленому змию, значит
любишь.
- Насчет друзей и зеленого змия мы еще поговорим. На этой неделе
мы поедем в Рязань к родственникам Аллы, давай встретимся в следующее
воскресенье в ресторане Минск. Вдвоем. Придумаю отговорку, чтобы
не брать ее с собой. Идет?
- Идет.
До того как воссоединиться с Аллой у храма Василия Блаженного, они
успели еще обговорить время встречи. Алла с разочарованным видом
сообщила, что внутрь храма сейчас не пускают. Придется ждать полтора
часа. – Нет, увольте, - сказал Саша. – Перенесем это мероприятие
на другой день. К тому же мне хочется по естественным надобностям.
- Ну, тогда беги в ГУМ, - предложил Олег, - там наверняка найдется
туалет.
Саша поспешил по назначению. Олег остался с Аллой.
- Ничего его не интересует, - пожаловалась она. – Только вот кафе,
рестораны, приятели.
- Неправда, - возразил Олег. – Он мне только что признался, что
его тянет к тебе.
- Шутил, наверное.
- Непохоже. Так не шутят перед самым ответственным шагом в своей
жизни. Когда у вас свадьба?
- Где-нибудь в мае будущего года. Пока он отдохнет от своей целины.
Устроится на работу.
- Он был на целине? Я не знал. А теперь кем собирается работать?
- Агрономом в винодельческом совхозе. Эта должность как раз по нему.
- А что, ты замечаешь за ним страсть к выпивке?
- Был случай в начале нашего знакомства. Обещал больше не напиваться.
- Держит слово?
- Пока держит.
- Ну, раз держит, тогда давайте сходим в ближайший гастроном в начале
улицы Горького. Там продают в разлив «Советское шампанское» и конфетками
можно закусить. Выпьем по бокалу за встречу и разойдемся. Согласна?
- Согласна. Только по бокалу.
Неделя перед новой встречей с Шуриком проходила
в обычном режиме. Лекции в школе по специальным дисциплинам, освоение
вождения автомобилем на «Волге» ГАЗ-24, микрофотосъемки, английского
языка, стрельбы из Макарова в тире, игры на теннисном корте. В ЛГУ
на Восточном факультете тоже преподавали английский язык, но в меньшем
объеме, чем персидский. Предполагалось, что он понадобится лишь
для знакомства с научными трудами востоковедов, пишущих на этом
языке. В разведшколе, однако, упор делали на овладение разговорным
языком. А как же иначе? Даже если ты будешь работать не в англоязычной
стране, все равно основным объектом твоего внимания будет главный
противник - американцы. Их трудно будет вербовать без хорошего знания
языка. Правда, один ас-разведчик уверял, что вербовать американцев
нетрудно. Надо просто подойти и сказать: - Ай гив ю мани, ю гив
ми топ сикрит информэйшн. – И дело в шляпе! Но этому мало кто поверил.
Это было похоже на анекдот об одном наивном разведчике, который,
глядя на многочисленную толпу, восклицал: - Сколько же здесь не
завербованных!
Что касается тенниса, то он тоже важен. Говорили,
что носители секретной информации на Западе любят посещать элитарные
теннисные клубы. Там с ними можно будет познакомиться и взять в
оперативную разработку. Но для этого разведчику самому нужно научиться
играть в теннис. Впрочем, чего только разведчик не должен был знать
и уметь! Рассказывали, что один иностранец-кандидат на вербовку
очень увлекался Гоголем. Он знал его творчество гораздо лучше, чем
приставленный к нему разведчик, природный русак. И сколько же нашему
парню пришлось потратить сил и времени, чтобы изучить Гоголя досконально
и стать интересным собеседником для объекта разработки!
Олег не чувствовал себя способным, не то что вербовать,
но даже общаться с элитой. Что элита? Он страшно волновался, когда
приходилось в качестве дежурного произносить: - Товарищи офицеры!
- при появлении преподавателя в лекционном зале. Того и гляди, что
сорвешься на петуха. Однако его тешила надежда, что разведывательной
работой можно будет заниматься на более скромном и незаметном уровне.
В эту неделю школу посетил Первый секретарь ЦК
ВЛКСМ Сергей Павлов. Он рассказывал о делах комсомола и морально-политическом
состоянии советской молодежи, постоянно обращаясь к аудитории со
словами: - Вам здесь обо всем можно говорить. – После его выступления
слушатели школы задавали вопросы. – Отчего вы конфликтуете с Евтушенко?
– Как же с ним еще обращаться? Вырядился как павлин в импортную
рубашонку, и ходит, эпатирует молодежь. – Почему снимается так мало
интересных фильмов для молодежи? – Мало? Я бы не сказал. Вот недавно
вышел на экраны замечательная приключенческая лента Кеосаяна «Неуловимые
мстители». Мы его выдвинули на премию Ленинского комсомола. Правда,
Ромм не считает эту картину искусством, но ее смотрит широкая публика,
особенно молодежь. Режиссер говорит, что продолжит работу в этом
направлении.
Олега такой ответ не удовлетворил. Когда-то он
смотрел ленту «Красные дьяволята», сделанную Перестиани в 1923 году.
Фильм немой, но захватывающий своей динамикой, простотой, реализмом
и, конечно, тем, что события разворачивались в родном Крыму. Дьяволята
были такими, какими и возможно было представить детей, увлеченных
романтикой революции. В «Неуловимых мстителях» этой романтикой и
не пахло. Так, набор трюков. Пожалуй, можно было согласиться с мнением
Ромма. Фильм «Тринадцать» этого мастера он не уставал смотреть.
Правда, сейчас его почему-то не показывают. Зато «Девять дней одного
года» показывают часто. Студентом Олег воочию наблюдал колоссальный
общественный резонанс, произведенный этим фильмом. Этот резонанс
даже несколько озадачивал и приводил в смятение.
В газете «Ленинградский университет» была опубликована
подборка откликов на «Девять дней…», вышедший в 1962 году. Авторы
этих откликов разделились на сторонников и противников двух главных
героев фильма Гусева и Куликова. Олег благоволил Гусеву в исполнении
Баталова. Он полагал, что современный герой и должен быть таким,
как Гусев, одержимым страстью к науке и, вообще, к труду, ироничным,
порядочным. К тому же Баталов, игравший Гусева, был как две капли
воды похож на крымского приятеля Олега – Вальку Скулова. Куликова
же в исполнении Смоктуновского он и вовсе не считал достойным подражания.
Этот персонаж казался легкомысленным, трусоватым, склонным к эпатажу
и поглощенным страстью к комфорту обывателем. Отклики в газете поражали,
однако, тем, что подавляющее большинство их авторов симпатизировали
Куликову и находили слова, обличающие Гусева. Дескать, он был аскетом,
трудоголиком, не способным оценить радости жизни. Это явно была
реакция подрастающего в недрах советского общества нового поколения
мещанства, в котором Горький отмечал как доминирующую характерную
черту – напряженное стремление к комфорту.
Мещане сплачивались вокруг образа Куликова и в
оппозиции к Советской власти. Хотя и сама власть способствовала,
кажется их пробуждению. Фильм Ромма вышел ведь вскоре после ХХ1
Съезда КПСС, пообещавшего устами Хрущева построить через двадцать
лет коммунизм. Видимо, это обещание окрылило мещан. Они увидели
в образе Куликова будущие стандарты праздной жизни. В Гусеве же
они усматривали уродливое порождение культа. Дело доходило до острых
политических конфликтов, приводивших к курьезам.
Однажды титульную обложку молодежного журнала
«Смена» украсило фотоизображение молодого человека на трибуне, одержимого
страстью доказать что-то аудитории. Ушлый журналюга снабдил фотографию
текстом верноподданнического содержания. Такова, мол, современная
советская молодежь: она осваивает целину, участвует в великих стройках
коммунизма и одновременно яростно отстаивает в спорах социалистические
ценности. А ведь снимок был сделан как раз во время диспута вокруг
героев фильма «Девять дней одного года». Юра Лебедев, товарищ по
общежитию, присутствовавший на диспуте, рассказывал, что дискуссия
пошла отнюдь не по запланированному университетскими властями руслу.
Студентов охватили мятежные настроения. От обсуждения фильма они
перешли к выдвижению претензий к начальству и преподавателям, дескать,
зажимающих университетскую демократию и предвзято оценивающих достижения
молодежи в учебном процессе. Кстати, герой журнала, говорил Юра,
отличался редким косноязычием. Суть его претензий было трудно уловить
за бесконечными «понимаешь!», обращенными к профессорам. Оратор
имел довольно невзрачный внешний вид, но, очевидно, оказался весьма
фотогеничным, от того и попал на обложку. На следующее утро он успел
скупить в газетных киосках округи пару номеров «Смены» со своим
изображением. Большим количеством экземпляров запастись не удалось.
Этот номер был изъят из продажи, когда власти разобрались, в чем
дело.
Сам Ромм выступил в прессе с разъяснениями по
поводу своего фильма, взбудоражившего общественность. Он утверждал,
кажется, что противопоставление Гусева и Куликова бессмысленно.
Они изначально замышлялись, как две стороны характера одного героя,
потому и были наделены птичьими фамилиями. Трудно сказать, было
ли это выступление добровольным или вынужденным. Во всяком случае,
оно не убедило тех, кто считает, что гусь кулику не товарищ.
В условленное время Шурик и Олег сидели в просторном
зале ресторана гостиницы «Минск». Посетителей было немного. Еще
три-четыре пары, да два одиноких посетителя занимали места за столиками,
протянувшимися тремя длинными рядами.
- Не раскусил еще у нас народ выгоду ресторанного питания, - заметил
Шурик. – Цены здесь выше, чем в столовках, но не намного. Зато качество
пищи и сервис.
- Ты прав, - поддержал его Олег. – Я вспоминаю, как мы бедствовали
в начале учебы в ЛГУ. Ведь стипендия составляла всего 30-40 рублей.
И все же находили возможность ходить в ресторан «Балтика» на Среднем
проспекте. Приходим, скажем, втроем: я. Мерзляков (это он приобщил
нас к ресторану) и Шевчук, с червонцем наличными, а то и меньше,
и заказываем вполне содержательный стол, даже с выпивкой. Разве
тебе это понять? Ты ведь никогда не бедствовал, ни в то время, когда
учился в Одессе, ни, тем более, после.
- Это что упрек?
- Нет, что ты. Просто констатация.
- Но ведь и ты сейчас не бедствуешь. Мать говорила, что присылаешь
ей по 30 р. ежемесячно.
- Верно, сейчас я богат, как никогда. Получаю стипендию аж 150 р.
Понимаешь, даже не знаю, что с ней делать. Я ведь на казенном довольствии:
жилье, питание – бесплатно.
- Ну и трать деньги на выпивку, на баб.
- Трачу, но возможности ограничены. Увольнение всего лишь на выходные
дни. Впрочем, я, конечно, преувеличиваю. Деньги нужны на поддержание
приличного внешнего вида. Недавно впервые заказал себе костюм в
ателье. По неопытности – пострадал. Здесь в Москве на Октябрьской
площади стоят кругом киоски и ларьки бытового обслуживания – ателье,
парикмахерская, сувениры, пончики, ну и так далее. Так вот захожу
я в ателье с отрезом ткани на смокинг. В магазине, где я покупал
ткань, мне сказали, что отреза хватит на пиджак и брюки. Но жадность,
знаешь, фраера сгубила. Я спрашиваю пьяненького портного, сможет
ли он из этого отреза сделать тройку. – Смогу, - говорит тот. -
Только добавьте плату за дополнительную работу. - Я согласился.
Он обмерил меня, как надо, сообщил срок изготовления. Потом получаю
заказ, вижу, едва влезаю в готовый костюм и безрукавку. Протестовать
бессмысленно. Сам заказывал. Да… хотел спросить… Алла говорила,
что ты побывал на целине. Что ты там делал: пахал, сеял?
- Я агроном, виноградарь. Впрочем, работал не по своей специальности.
- По какой?
- По сбыту огурцов и помидоров. Знаешь, проблема сбыта там очень
острая. Зерновые, овощи-фрукты прут из земли в огромном количестве,
а хранилищ мало, транспорта мало. На этой почве процветает левый
бизнес. Меня использовали в совхозе в этом качестве. Потом говорят:
- Шурик, атмосфера сгущается, посадят. – Я и поспешил смотать удочки.
Вернулся в Крым. Все же производственный опыт получил.
- Как там живут в Крыму Валька, Коля, Леня? Валя ведь твой коллега
– специалист по сельскому хозяйству.
- Он не закончил сельхозинститут. Поработал немного в одном хозяйстве
под Симферополем, потом устроился агентом по снабжению на льдозаводе.
Все ради Веточки Незнамовой, супруги. У них же родился ребенок.
Потребности выросли. Вот он и вертится. Да мать, Нина Георгиевна,
возит им разную снедь и одежду. Благо, что проводник. Я ему говорил
еще во время учебы в институте: рано еще жениться, да разве он послушает.
- Сердцу не прикажешь. Ну, а те двое как?
- Как тебе известно, мой братец и Ленька – медики. Коля работает
в железнодорожной больнице. Его отличают, не знаю уж за что: за
реальные способности или за представительный вид. Но важный стал,
не подступись. Ленька такой же улыбчивый и добрый. Детский врач
и должен быть таким. Ну да, ладно. Расскажи лучше, как у тебя идут
дела. Никогда не думал, что ты выберешь такую специальность. Неужели
тайком мечтал о ней?
- Мечты, мечты, где ваша сладость? Не в мечтах, конечно дело. Я
ведь по окончании ЛГУ попал впросак. Кадровик из 10-го управления
Минобороны стал снова вербовать меня на работу в Афганистан. А я
не хочу, и не потому, что уже был там. Они мне после первой поездки
записали в характеристику моральную неустойчивость. Я, естественно,
обиделся, решил больше ни за что не поеду. Но как от них отвертишься.
Вот подвернулась конкурирующая организация, не менее могущественная.
- И откосил, таким образом, от армии.
- Да. Но это еще бабушка надвое сказала. С одной стороны у меня
регламент жизни почти армейский, с другой стороны, больше, конечно,
свободы, чем в армии.
Шурик предложил подошедшему официанту принести
еще грамм триста коньячку. Олег заказал себе судака, зажаренного
фри. – Ты бы закусывал побольше, - сказал он приятелю. – Смотри,
ты почти ничего не съел, пьешь только. Я здесь однажды с одним стариком
сидел, лет 70, так он, в отличие от тебя, наворачивал, как молодой.
- Что за старик?
- Ладно, - махнул рукой Олег, - расскажу тебе немного о нашей жизни.
В нашей конторе для обучения молодняка используют старых разведчиков-пенсионеров.
Те выступают в роли агентов, якобы, находящихся на связи у молодых
разведчиков. Курсант назначает агенту встречу в подходящем месте
и с соответствующим паролем и отзывом, потом приглашает его в ресторан,
где они за столом беседуют, обговаривают задание. Я вот пригласил
своего агента в «Минск».
- Ну, и как прошла беседа?
- Тебя интересуют подробности?
- Нет, оценка в учебном плане.
- Неважная. Пенсионер сказал, что я заторможен, что мне не хватает
коммуникабельности. И в организации условной встречи я не проявил
изобретательности. Понимаешь, придумал пароль и отзыв совсем не
в дугу. Пароль звучал: - У вас не найдутся спички прикурить? – На
это должен был последовать отзыв: - Спичек нет, у меня зажигалка.
– Мне казалось, что этого достаточно для взаимного опознания разведчика
и связника. Но мой агент был страшно возмущен моей выдумкой. При
встрече в ответ на мой вопрос он сунул мне под нос коробку спичек,
не произнося ни слова. Потом смягчился. - С таким паролем, - сказал
он, - вы далеко не уйдете. Кто только не отзовется на ваш пароль:
естественно, у него будут либо спички, либо зажигалка. И что же,
вы будете перед ним раскрываться?
- А ты что?
- Смутился, конечно. Попытался оправдаться тем, что не курю и все
такое. Потом вот пригласил в «Минск».
- Да-а-а, - протянул Шурик. – Но ты не серчай. Первый блин комом.
Только скажи мне, положено ли чекисту вот так откровенничать.
- Хорош гусь, - сказал Олег, покачав головой. – Сам вызывает на
откровенность, а потом упрекает за это. Впрочем, ты прав. Надо уметь
держать язык за зубами.
- Лучше вообще держаться в стороне от политики. Я недавно читал
в газете фельетон одного американского публициста. Он пишет, что
опубликовал в журнале статью о внешней политике США. Вдруг – звонок
из ЦРУ. Оказывается, он выдал государственную тайну
.Продолжение |
