- 4 -
Преодолевать тюремную психологию… Эти слова Юрия
Османова врезались в память. Что означает тюремная психология? Наверное,
то самое национальное самосознание, застывшее на периоде депортации.
Мать рассказывала, что крымских татар целыми семьями
сажали в кузова студебеккеров и увозили в неизвестном направлении.
Седобородых стариков, женщин и детей. На их лицах она видела страх
и печаль. Их было жалко. Мать устыдилась собственных угроз, которые
она высказала татарке Эмине по возвращении в Симферополь в 1942
году. Тогда она кричала ей: - Вас всех выселят за измену! – Эмине
как-то пугливо отступила, убежала шептаться с родственниками. Но
ведь не мстила, не выдала. Тогда мать впервые усомнилась в абсолютной
правдивости мнений пограничников, которые она слышала в Краснодаре,
о том, что во всех бедах крымских партизан повинны татары.
Олег же на основе материнских рассказов пришел
к выводу, что идея об «измене» крымских татар не была изобретением
Берии и Сталина. Ее внушили им извне. Кто? Скажем, информаторы.
А информация поступала, видимо, от руководителей крымских партизан,
боровшихся с оккупантами в невыносимых условиях. Другое дело – оценка
информации. В ней должны были учтены не только подлинные факты измены,
но и факты самоотверженной борьбы с врагом представителей партийного,
комсомольского и советского актива крымских татар. В годы войны
одно время возобладала именно такая оценка, когда Крымский обком
в эвакуации выпустил прокламацию с осуждением повального обвинения
крымских татар в измене. Конечно, актив был невелик по сравнению
с массой крымско-татарского населения, подверженного родовым, клановым
и религиозным предрассудкам. Может, эта масса и не верила заверениям
нацистской пропаганды в дальнем родстве Гитлера с пророком Мухаммедом,
но она, видимо, разделяла веру в освободительную миссию Германии
на Востоке, характерную для многих мусульманских стран. Во всяком
случае, это внушал ей Крымский мусульманский комитет, сотрудничавший
с оккупационными властями.
Советский актив титульной нации, боровшийся с
оккупантами в рядах партизан, был, естественно, более многочисленным,
чем крымско-татарский, но все-таки так же невелик по сравнению с
основной массой населения. А сколько было старост и полицаев русского
и украинского происхождения. А РОА, бендеровцы. Наконец, измена.
Разве она одна мешала партизанскому движению добиться решающего
успеха и изгнать оккупантов с полуострова? Вряд ли это было бы возможно,
даже если бы Манштейн предоставил татарам возможность жить в тепличных
условиях и помогать партизанам. Партизанская борьба а Крыму велась
в беспрецедентных условиях, не сравнимых ни с каким иным регионом
оккупированной территории СССР. Не удивительно, что с падением Керчи
и Севастополя партизанское движение практически выдохлось.
Стало быть, в решении о высылке крымских татар
измена была поводом, а главное составляли иные мотивы. Какие? Особая
неприязнь к крымским татарам? Вряд ли. Выселению подверглись другие,
совсем малочисленные народности Крыма, а также ряд народов Кавказа
и калмыки. Возможно, именно восприятие Крымской автономии, как крымско-татарской,
присущее как активу, так и основной массе крымских татар, внушило
советским вождям сначала подозрение, а потом и решимость заселить
полуостров более лояльным населением. Правда, были исключения. Предлагалось
остаться Ахмет-Хану и другим крымским татарам, отличившимся на службе
Отечеству. Но кто бы из них принял такое предложение, когда их родственники
подлежали выселению.
Страх, обида, ожесточение – вот составляющие тюремной
психологии. Лидеры крымских татар Джемилев и Османов усматривают
в депортации сходство политики царской России и Советской власти.
Однако в этом есть и кое-какое отличие. До революции исход крымско-татарского
населения совершался стихийно, в 1944 году – насильственно. В первом
случае, значит, выселялись добровольно, хотя и в силу обстоятельств.
Во втором – хотели остаться, но не дали. Но если хотели остаться,
значит, не все так плохо, несмотря на репрессии, коллективизацию
и закрытие мечетей. Значит, Советская власть заронила что-то в души
людей, отвечающее их идеалам. Пожалуй, послереволюционный энтузиазм
и надежды, хорошо выразил «Октябрьский гимн» к открытию Первого
Всекрымского Учредительного съезда Советов на музыку А.А. Спендиарова
и слова Н. Рыковского.
Грянь над Таврией свободной
Гимн во славу Октября…
И да будет всенародной
Жизни новая Заря.
Крым республикою вольной
В федерацию вошел,
И земле широкодольной
Знамя Красное нашел.
Строки этих куплетов выглядят Одой вольности. Ведь царская Россия
ассоциировалась в революционном сознании с «тюрьмой народов». Далее
на передний план выступает восточная специфика края. Она позволяет
понять причины первоначального поощрения революционным центром стремления
крымских татар к национальной и государственной самобытности.
И раскинувшись у моря,
На Восток бросая зов:
- Братья! Будет мыкать горе,
Восставайте из оков…
Маяком горю я алым
Над безбрежностью морской
И помочь хочу усталым
Краснозвездною рукой.
Можно было бы выразиться и конкретнее: Крым, где
разворачивались процессы татаризации административного аппарата
и образования на крымско-татарском языке, светил маяком заморской
Турции, где кемалисты вели борьбу против иностранной интервенции,
за свободу и независимость. Маяк светил, однако, недолго. Кемалисты
с помощью Советской России одержали победу, окрепли политически
и экономически. Если убийство Субхи и товарищей казалось вначале
изолированным терактом группы реакционеров, то с провозглашением
Турецкой республики в 1923 году компартия в этой стране попала под
запрет. Тем самым, Ататюрк выразил однозначное отношение к коммунистической
агитации и единению с Советами на антиимпериалистической основе.
В Москве возникли опасения, как бы кемалистская Турция не стала
маяком для крымских татар, контакты их лидеров с турками стали вызывать
подозрения и послужили компроматом в ходе репрессий против крымских
троцкистов. И все же дело не доходило до депортации. Ее главной
причиной стала война, война, сама по себе, во всем комплексе причин
и следствий, война, послужившая катализатором политического радикализма.
Война обрекла крымских татар на изгнание, породившее
их тюремную психологию. Но что значит освободиться от нее? Открыть
шлюзы подавленной агрессивности или начать заново строить доброжелательные
отношения с Советской властью? Первую составляющую этого выбора
Олегу, показалось, выбрал лидер ОКНД Мустафа Джемилев. Судя по некоторым
его заявлениям, он даже не видит ничего предосудительного в крымско-татарском
коллаборационизме. Дескать, как Россия относилась к нам, так и мы
относились к России. Но Россия относились к крымским татарам по
разному, как и они - к России, особенно, в годы первой и второй
немецкой оккупации Крыма. Репрессии же, коллективизация и голод
были на известном этапе общим уделом всех народов Советской России.
Но теперь, когда Советская власть, совершив работу над ошибками,
стремится нормализовать отношения с крымскими татарами, не самое
ли подходящее время для них сделать то же самое?
Похоже, в позиции Джемилева, в отличие от Османова,
большую роль играет не столько чувство родины, сколько политический
расчет. Он дает о себе знать и в оценке численности репатриантов.
По официальным данным, в Союзе проживает 271 тысяча крымских татар,
эта цифра превосходит их численность на полуострове в довоенное
время. Сторонники ОНКД противопоставляют этой цифре до миллиона
и больше соотечественников. Откуда резервы? Неужто, за годы изгнания
крымско-татарское население возросло до такой степени?
Почему бы нет. Жизнь крымских татар на территории
Узбекистана не имеет ничего общего с геноцидом. Сколько после войны
родилось среди них инженеров, ученых, деятелей искусства, писателей.
Олег читал на русском языке неплохой роман Эмиля Амитова «Последний
шанс». Читал на крымско-татарском языке «Народные мстители» и «Схватку»
Айдера Османа, «Песню, оборванную пулей» Джевдета Аметова, выучив
язык из любви к прошлому, настоящему и будущему Крыма. Авторы этих
книг довольно убедительно оспаривают обвинения крымских татар в
«измене» Родине и Советской власти, ностальгируют по Крыму, но пишут
отнюдь не из-под палки. Вряд ли прав Юрий Османов, утверждая, что
в последние полвека на крымско-татарском языке не создано ничего
заметного для современной цивилизации. Послевоенные достижения крымских
татар в области духовного творчества ничуть не хуже довоенных. Это,
конечно, не означает, что жизнь без родины – сахар, но и восприятие
родины вне многонационального СССР, Украины и России тоже работает
на выработку ущербного сознания. Ну а деятели, равные Исмаилу Гаспринскому,
не рождаются на почве диссидентства.
Говорят, что в Турции насчитывается до 5 миллионов
крымских татар, переселившихся туда еще до революции. Ну, и что
же? Значит ли это, что в Крым следует переселять их всех, и тогда
националисты смогут претендовать на государственный статус в качестве
титульной нации. Но срывать людей с обжитых мест, не есть ли это
политика депортации наоборот?
Возмущали Олега еще соотечественники-доброхоты,
эти данайцы, дары приносящие. Активисты диссидентского движения
«Мемориал», академик Сахаров, генерал Григоренко, историки, типа
Возгрина. Они якшались, в основном, с представителями радикального
течения крымских татар, хотя не все из них желали крушения СССР.
Возгрин лил воду на мельницу фантастической теории о происхождении
крымских татар, как некоем этническом сплаве народов, населявших
полуостров несколько столетий, и заслужил особое расположение руководства
ОКНД. Сахаров и Григоренко, вообще, мало понимали существо проблемы.
Сахаров… это, действительно, помесь политического
инфантилизма с технократической фанаберией. Вот он старческой шаркающей
походкой поднимается на трибуну съезда народных депутатов и зачитывает
какой-то длинный скучный документ, выработанный в недрах диссидентского
движения. Горбачев несколько раз напоминает ему о регламенте, но
старик отбивается. Он одержим сознанием, что на свете нет ничего
более важного и привлекательного, чем этот документ. Наконец, до
него доходит, что он занимает трибуну слишком долго. Тогда экс-академик
воздевает вверх руки и кричит: - Слушай меня человечество! – Это
уже аномалия, хотя диссиденты считают поведение академика очень
трогательным. Однако это, скорее, сдвиг по фазе ученого, оказавшегося
не у дел. Вероятно, он был, по-настоящему сильной и авторитетной
личностью, когда спасал СССР от агрессивной Америки, помогая ковать
ядерное оружие. Теперь же его поведение смахивало на маразм… Он
осуждал оказание СССР помощи Афганистану и величал фанатиков-террористов
«партизанами». Олег в пику этой позиции, поддержанной стихами Евтушенко,
даже сочинил свои вирши.
ВОИНУ-АФГАНЦУ
Поэт-космополит и бывший муж ученый,
А после бузотер на съездовской трибуне,
Измазали твой подвиг дегтем черным,
Тот, что свершил ты на земле афганской накануне.
Тебя, приемника бойцов интербригад,
Защитника униженных и оскорбленных,
Мошенники жестокостью корят
В своей игре колодой карт крапленых.
Тебе, изведавшему козни всех врагов,
В чалмах они иль в европейских фраках,
Тебе ль не знать, сегодня мир каков,
Прекраснодушию внимать, забыв о драках.
Теперь, когда настало время смут,
Все рушится и норовит упасть,
Кому, как не тебе, устойчивость вернуть,
Власть государственную в руки взять.
А Григоренко? Он тоже неадекватен. Ругал Хрущева
за антисталинский доклад. Думал ли он тогда о крымских татарах?
Когда же Хрущева сбросили, он ополчился на его приемников, связался
с диссидентами. Говорят, его помещали в психушку. Говорят также,
что помещение в психушку было способом расправы с так называемыми
«инакомыслящими». Мало ли что говорят! Например, маньяка, бросившего
взрывной пакет в мавзолей Ленина, зачисляют в борцы за свободу от
советского тоталитаризма. Григоренко вот поставили памятник перед
кинотеатром «Симферополь».
Нет, в случаях Григоренко и Сахарова явно прослеживается
инерция диссидентского мышления. Вряд ли их озабоченность трагической
судьбой крымских татар была осознанной.
Олегу ближе была позиция Османова, особенно, его
слова: - «Но при всем непонимании, при всем сопротивлении, которые
по сей день встречаются со стороны партийных и государственных структур,
нет иного пути, кроме как выйти на тесный контакт с Советской властью,
сломать барьеры, использовать государственный механизм в интересах
нашего народа. Собственно, наказ народа и предполагает организованное
на государственном уровне возвращение на родину».
Сейчас Крым – на распутье. Оправдаются ожидания
Османова, полуостров заживет новой жизнью в условиях мира и национального
согласия. Беспокойство Олега за судьбу малой родины, за свою судьбу,
сменится исцеляющим спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне.
Если же события пойдут в направлении, сопутствующем ОНКД, Крым станет
частью территории иностранного государства. Светлов его друзья и
родственники на полуострове станут иностранцами по отношению друг
к другу. Его привязанность к краю, где он родился и вырос, обратится
в любовь без перспективы.
----------------------
.К списку
книг |
