- 5 -
Этот октябрьский день 1964 года не предвещал неожиданностей.
Жизнь городка советских военных специалистов при афганской авиабазе
Шинданд протекала по заведенному графику. Утром завтрак в столовой,
затем инструктаж афганских военнослужащих на разных точках или летчиков
перед полетами на устаревших бомбардировщиках ИЛ-28, обед, послеобеденный
отдых, вечером игра в волейбол, либо кино, концерт художественной
самодеятельности или танцы в клубе. График, конечно, менялся в зависимости
от сезона, погоды, праздников, а для двух переводчиков, одним из
которых был Олег, еще в зависимости от того на какой объект направят:
на командно-диспетчерский пункт аэродрома, на дизельную станцию,
на трансформаторную станцию или на переговоры с командующим авиабазой
Али-ханом. Если нынешний день и выделялся чем-нибудь, то только
тем, что это был день недели, когда проходили политзанятия.
Когда политзанятия не сводились к прослушиванию
политинформации, то советские офицеры предавались вольной интерпретации
идей и положений марксистско-ленинской теории. На этот раз один
из них с увлечением доказывал, апеллируя к теории Маркса, что советских
крестьян следует вознаградить из государственного бюджета за их
жертвы и лишения в период индустриализации и коллективизации. Его
рассуждения были прерваны появлением генерала Селиванова, высокого
статного красавца с волнистой шевелюрой, посеребренной сединой.
Он вошел в ленинскую комнату и внимательно осмотрел стены. Скользнул
взглядом по портретам Маркса, Энгельса, Ленина и остановился на
портрете Хрущева.
- А это зачем? – Спросил он, указывая на портрет
Хрущева пальцем. – Разделались с культом личности, а теперь сами
его насаждаем. Снять немедленно.
Все опешили.
- Что-нибудь случилось, товарищ генерал, - подал голос один из офицеров.
- Ничего не случилось, - ответил генерал с хитринкой в голосе. –
Вы, я вижу, никак не можете расстаться с эпохой культа.
Селиванов так и не сообщил о том, что 14 октября Пленум ЦК КПСС
освободил Хрущева от обязанностей 1-го секретаря ЦК КПСС и члена
Президиума ЦК КПСС. Но, хотя об этом обитатели городка узнали вечером,
что-то подобное они предполагали. Причем прощание с эпохой Хрущева
не вызвало особых эмоций. Любить и почитать его было не за что,
особенно, военным, пострадавшим от хрущевских реформ. Да и штатским
тоже. К этому времени Хрущев уже утратил имидж простого, открытого,
демократичного руководителя, переломившего изоляционистскую психологию,
возбудившего интерес к миру за «железным занавесом». Он стал героем
анекдотов.
Смена власти в Москве обострила тоску по родине.
Как там теперь будет складываться жизнь? Если Хрущев попал в опалу,
то, как разрешится вопрос с разоблачениями культа? Не из-за этих
ли разоблачений он пострадал? Олег втайне надеялся, что с уходом
Хрущева будет поставлена точка на всех этих ожесточенных спорах
вокруг разоблачений. Зачем их затевают? Ради того, - говорят, -
чтобы это не повторилось в будущем. – Прекрасно, но уже в настоящем
так называемая борьба с культом вызвала раскол и конфликты в обществе.
До каких пор они будут обостряться и углубляться? Кто ответит за
гибель прекрасного композитора Дунаевского, замечательного писателя
Фадеева и других выдающихся личностей, ставших жертвами истерии
вокруг необоснованных и обоснованных репрессий?
На родину тянуло не только политическое любопытство,
но и дефицит любви и ласки.
- Я опять во сне общнулся с девушкой, - признался Олегу его коллега-переводчик,
казанский татарин Даниф Ганиев, намекая на ночную поллюцию. Они
резались в бильярд в пятницу, которая в мусульманском Афганистане
считалась выходным днем. Олега и самого посещали такие сны, но откровенность
приятеля как-то претила. Даниф выглядел крепышом малого роста, совсем
мальчишкой. Но он был весьма целеустремленным и настойчивым, превосходил
Олега в овладении языком, и поэтому использовался на более ответственных
участках переводческой работы. Зато Олег, наверное, был привлекательнее,
потому что чувствовал интерес к себе жен молодых офицеров городка.
О тайных романах не могло быть и речи. Все были
на виду. Но и без этих романов, он оказался на плохом счету у начальства.
Это случилось после первого же вечера в офицерском клубе с танцами,
которому предшествовал ужин с «новадо шаш». Так афганцы называли
96-процентный спирт, поллитровки которого доставлялись из пограничной
перевалочной базы в Герат, а оттуда в Шинданд. Спирт потреблялся
в разбавленном наполовину виде, оставаясь достаточно крепким. Возлияния
ослабили в Олеге сдержанное отношение к женскому полу, хотя и не
настолько, чтобы он потерял голову. Но, во всяком случае, начальство
решило, что он во время танцев слишком прижимается к партнершам.
На следующий день утром его подозвал командир
гарнизона, полковник авиации, однофамилец великого русского флотоводца,
Ушаков. Это был грубоватый, гориллаобразный мужик, черная шерсть
которого пробивалась отовсюду. Он прекрасно летал, не отказывая
себе в удовольствии полихачить. Рядом с ним стоял подполковник Усачев,
интеллигентного вида 50-летний мужчина с манерами царедворца. Он
был заместителем командира гарнизона по политработе, руководил художественной
самодеятельностью. О том, что Олег прижимался к офицерским женам,
Ушаков, очевидно, узнал от него, поскольку сам на танцах отсутствовал.
- Что же это вы, молодой человек, своевольничаете, - начал воспитательную
беседу полковник. – Не успели приехать, уже лапаете наших женщин.
Торопитесь, как голый, под одеяло.
- Я не лапаю, - попытался оправдаться Олег.
- У нас есть на этот счет другие сведения, - деликатно заметил Усачев.
А Ушаков распалился:
- Нам бабники здесь не нужны. Вот запишу тебе в характеристику моральную
неустойчивость, тогда попляшешь.
Разговор напугал Олега и вызвал мрачные мысли. Несколько дней он
ходил сам не свой. Поддержка пришла с неожиданной стороны. Со стороны
офицеров, жен которых он, якобы, лапал. – Олег, - сказал один из
них, тот самый, что заступался за крестьян, – я узнал о вашем неприятном
разговоре с Ушаковым. Не обращайте на него внимание, танцуйте так,
как вам нравится. Это не только мое мнение.
Олег удивился подобному совету, но, конечно, после воспитательной
беседы с начальством, не решился ему следовать. Он острее почувствовал
желание поскорее закончить зарубежную командировку и вернуться на
родину, где жила та, кто осчастливила его первой любовью, где, казалось,
его ожидают все женщины СССР.
Прошло, однако, всего четыре месяца из годового
срока командировки. До отъезда из этого забытого богом местечка
на родину оставалось еще восемь месяцев. Все может наладиться. Да
и так ли уж плохо здесь? Пожалуй, немало интересного. Ведь только
на равнине камни, колючки, песок и пыль, а в горах настоящая экзотика.
Раз рано утром вместе с группой советских специалистов он выехал
на рыбалку. Рыбы в местных речках – уйма. В основном – с ласковым
названием маринка. Это съедобная, даже вкусная рыбка. Надо только
очистить ее внутренности от ядовитой черной пленки.
Учиться рыбачить Олег не захотел и, оставив любителей
рыбной ловли, углубился в горы. Внезапно оказался в обстановке дикой
природы и первозданной тишины. Его обступили огромные каменные глыбы,
преграждавшие путь вперед. Но через некоторое расстояние открылась
зеленая холмистая долина. Вдали сидел у костра пастух, забросив
за спину ружье с непропорционально длинным стволом. Почти рядом
расположился на отдых караван кочевников. Они установили три черных
шатра, собрав верблюдов в импровизированном загоне. У очага хлопотала
миловидная девушка в живописном восточном одеянии. Вспомнился стих
Абдуррауфа Беновы:
Я долго шел среди обрывов и камней,
Бродил в лесах прекрасной родины моей,
Но где бы ни был я, повсюду вспоминал,
Красавицу, что всех красот милей.
Налюбовавшись экзотикой, Олег направился в обратный
путь. На дизельной станции рассказал о своих впечатлениях ее начальнику,
афганскому офицеру Абдель Вахаб-хану Сарвари. Тот не стал разделять
восторгов Олега. Просто сказал: - Да, пастухи, кочевники, неграмотные
забитые крестьяне – все это остается пока отличительной чертой Афганистана.
Но мы не отчаиваемся. Придет время, Афганистан вырвется из отсталости
и станет прогрессивной и развитой страной, как Советский Союз. –
Олег не стал продолжать разговор с ним на эту тему. Вспомнил об
инструкции: воздерживаться от политических бесед с местным населением.
Но, вообще, он приехал в эту страну не только ради языковой практики,
не только с надеждой прибарахлиться, но и тайным намерением получить
ответ на вопрос: почему афганцы не совершают революции, когда у
них под боком первое в мире государство рабочих и крестьян? Сарвари
и ряд других офицеров, видимо, готовы последовать советскому примеру.
Но их мало. Основная же масса населения прозябает в невежестве,
задавленная тяжелым бременем труда и забот, религиозного мракобесия.
Вот и ответ на вопрос.
На дизельной станции постоянно грохочут «Двигатели
революции» производства горьковского завода тяжелого машиностроения.
Чем не агитация за социалистическое будущее Афганистана. За дизелями
смотрит специалист Коля Копылов, человек богатырского сложения,
прямой и открытый. Когда он колдует над шипящими клапанами, и громыхающим
ротором, то становится похожим на бога Гефеста. Как переводчик Олег
присутствует на дизельной станции лишь номинально. Абдель Вахаб-хан
прекрасно говорит по-русски. Он без труда читает название дизеля,
отлитое на корпусе….
Впервые в жизни Олег ни в чем себе не отказывал.
Получал аж три с лишним тысячи афгани. Лакомился красной икрой.
Приобрел в Герате новый костюм, нейлоновые рубашки, кожаное пальто,
много пар носков, шариковые ручки разной конструкции, в том числе
и такие, на корпусе которых при смене вертикального положения раздевались
и одевались женщины. Вернее, их изображения. Настоящие женщины посоветовали
ему купить пару десятков газовых платочков: привезешь, мол, маме
в Крым, она продаст, будут деньги. Олег шиковал. В отличие от офицерских
семей, которые старались жить скромно, копя деньги на машину или
на какие-нибудь иные капитальные нужды. И самое главное – на родине
с каждым месяцем возрастала сумма его накоплений в рублях за счет
изъятия из его месячной зарплаты части инвалюты. Сколько же он получит
по приезде в Москву? Говорят, больше тысячи. Будет время и средства
погулять
.Продолжение |
